Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погоди, все-таки этот экземпляр из редкой породыбескорыстных. Их оберегать надо. Зови! Только принеси для него кофе. Посмотрим,кто кого использует.
Марина вышла, а Яузов буркнул:
– Какая длинная фамилия... По мне уж Сруль Израилевич ито проще.
Я ощутил, что надо и мне что-то сказать, поучаствовать, а товроде бы работа кипит, все что-то делают, торопливо записывают ценные указанияКречета, шепчутся, по-государственному морщат лбы и двигают бровями, только яглазею по сторонам, отмалчиваюсь.
– Да все просто, – объяснил я. – Был когда-точеловек по имени Клен. Его дети на вопрос: чьи, отвечали – кленовы. Через тридцать-сороклет дети мужика по фамилии Кленов отвечали на такой же вопрос: кленовские. Или– кленовичи, если жили чуть западнее. Дети Кленовича уже были Кленовичичи, адети Кленовичича – Кленовичичевскими. Хоть и длинная фамилия, но произноситсялегко. Попробуйте!.. Только везде упрощающие жизнь, как жаждется простомучеловеку, американцы сломают язык.
Коган с восхищением повертел головой:
– Здорово! Хочу посмотреть на его внуков.
– Эпоха образования фамилий уже закончилась, –разочаровал я его. – А то бы у нас были Компьютеровы, Телевизорские,Программистовы, Визажистичи, Факсовы, Факсовичи, Факсовские, Факсучи....
– Факсучи, – повторил Коган с сожалением, –как жаль, что эта эпоха у вас кончилась.
Яузов смотрел с неприязнью:
– Ничего, Сруль Израилевич. У нас, Сруль Израилевич, идругих забав хватает. И без этого... Грамматикопоподоллопуса имена интересные,поверьте, Сруль Израилевич, встречаются...
Кленовичичевский вошел робко, но робость была не от страхаперед высокими государственными лицами, а от природной застенчивости, которуюмногие ошибочно принимают за слабость. Он вздрогнул, увидев в кабинете стольконароду, замялся, опять же из-за повышенной интеллигентности, проще выкладыватьвсесильному диктатору правду с глазу на глаз.
Кречет пошел навстречу, пожал руку, проводил к столу.Краснохарев без особой приязни протянул ему пустую чашку, взял кофейник:
– Вам покрепче или как?
Кленовичичевский сказал застенчиво:
– Лучше «или как». Сердце, знаете ли...
– Знаю, – пробурчал Краснохарев. – У меня онотоже где-то есть. Не зря же что-то в пятках шебаршится.
Коломиец придвинул Кленовичичевскому сахарницу:
– Потребляете белый яд?
– Да, пока еще...
– Сколько?
– Одну ложечку. Спасибо, довольно.
Он взял чашку обеими руками, словно грея ладони о жестянуюкружку возле лагерного костра. Близорукие глаза застенчиво щурились. Кречетсказал благожелательно:
– Пусть белый яд борется с черным! Кофе от этого толькослаще. Что вас привело к нам, Аполлон Вячеславович?
Кленовичичевский сказал смущенно:
– Честно говоря, я ожидал, что буду добиваться приемамного недель. Но вот так сразу, у меня в голове все смешалось... Помню, что вчисле целого ряда вопросов был вопрос о правах осужденных, что постояннонарушаются... Суд неправедно осудил Сидорчука, а этот убийца на самом деленесчастный человек. Его надо лечить...
Я ощутил неловкость, справа и слева хмыкали, отводили взоры.Яузов смотрел на правозащитника с откровенной враждебностью, взгляд былоценивающий, словно надел на него двойную выкладку и гонял по грязи. Но уже непривлечь даже на сборы, слишком стар правозащитник чертов...
Кречет, словно чувствуя общее настроение, развел руками:
– Права преступников?.. Меня больше заботят права техлюдей, которых они убивают, грабят, насилуют! Этот Сидорчук, судя по прессе,изнасиловал и убил троих женщин, а вы требуете его лечить?
– Да, это принято во всем мире...
Кречет зло оскалился как хищный волк:
– Да плевал я на весь этот мир! Лечить преступника, вто время как добропорядочным гражданам не хватает лекарств, мест в больнице,врачей? Пуля их вылечит!
Кленовичичевский отшатнулся в ужасе, с трясущимися губами,растерянный. Пролепетал:
– Но как же... Если у нас правовое государство...
– Вот и будем соблюдать, – сказал Кречетбодро. – Но на все раны йоду не хватит. Давайте сперва самые тяжелыеперевяжем, согласны?.. От которых общество вовсе копыта откинуть может. А потоми царапины залечим. Скажем, по вашему настоянию, в интересах защиты правчеловека, я отдал распоряжение предоставить на телевидении, в прессе и на радио...где еще?.. ага, на митингах, если таковые будут, интересы всех конфессий. Каквы говорили, в России есть не только православные, но и католики, мусульмане,даже ламартины... нет, ламаисты, кажется. А со стороны создается впечатление,что православная церковь все подмяла под себя. А это касается всего населения,а не горстки преступников!
Кленовичичевский хлопал глазами, даже открывал и закрывалрот, словно рыба на берегу, явно пытался сообщить, что он такое не говорил, аесли и говорил, то кто-то другой из правозащитников, но Кречет речь непрерывал, и на скорбном лике Кленовичичевского отразилось раздумье. Попробуйскажи, что такое не говорил, что Кречет с кем-то спутал, тот может передумать,а он прав: права мусульман и католиков ущемлены, а их побольше, чем всехосужденных. К тому же, если выбирать, о ком заботиться в первую очередь, то всеже о честных и свободных гражданах, опять же проклятый диктатор прав...
Кречет умолк, вопросительно посмотрел на правозащитника. Тотпонял, встал, поклонился:
– Спасибо. Распоряжение... вы сказали... скоро будетготово?
– Указ, – поправил Кречет значительно. – Вонбумага на столе, видите? Мирошниченко, наш пресс-секретарь, уже набрасываетпроект. Считайте, что я его только что подписал.
Мирошниченко пробежал глазами листок:
– Да, пожалуй... все. Можете ознакомиться.
Кречет быстро прочел, я видел, как он мгновенно вгрызается вкаждое слово, перефразируя его со всех сторон, затем подписал и протянулКленовичичевскому:
– Вот видите, как иметь дело с военными? Никакой волокиты.Возьмите с собой, ознакомьте прессу.
Кленовичичевский торопливо взял листок, даже не пробежалглазами, доверяет, бедолага, мало его дурачили, поклонился еще и так жеторопливо попятился к выходу. Президентский указ прижал к груди.
Кречет внезапно сказал в спину:
– Да, вот еще...
Кленовичичевский остановился, медленно повернулся. Листоквсе еще прижимал к груди, но лицо приняло обреченное выражение, будто отнялиправа всех людей земного шара.