Старые шахты Олдуотера. За десять лет до наших дней.

Туннель длинный и узкий, с низким потолком и кривыми стенами, поросшими водорослями и ракушками. И настолько извилистый, что наводил на неприятные ассоциации с кишкой какого-то хтонического чудовища. По дну медленно перетекала темная холодная вода, густая от грязи и песка, напоминающая желе. По большей части едва доставала до колен, но в местах, где ход сужался и нырял вглубь скалы, поднималась почти до потолка.

Щелкнул выключатель, и узкий луч фонарика ударил вдаль подобно длинной игле. Попытался пронзить извечную тьму, живущую тут сотни лет, с того момента как неизвестные старатели сделали ход. Но завяз, утонул, отчаянно задергался, будто попав в липкую паутину. Метнулся влево и озарил стену — блестящую от влаги, в сколах и трещинах, шершавую от отложений соли и мертвых моллюсков, но одновременно скользкую от воды и пленки бурых водорослей. Опустился ниже и ударил в мутную поверхность. Вновь безрезультатно.

Раздалось особенно громкое хлюпанье, в бледном желтоватом сиянии фонаря по стенам заметались перепуганные тени, а по поверхности воды разошлись круги.

— Твою мать! Здесь чертовски сколько, Эб. Осторожней.

— Ага. А я тебе говорил, что надо взять накладки на подошвы с шипами.

— Да кто ж знал, что тут так дерьмово. Ладно, прорвемся. Я очень надеюсь, что не зря полезли туда, куда ни одно существо, обладающее мозгами, не сунется.

Один из черных человеческих силуэтов на фоне бликов, расплывающихся на поверхности воды, развел руками и осторожно распрямился, вытащил ногу из ямы. А второй помог, придержал за плечо и указал вперед. В темноте раздался звонкий юношеский голос:

— Согласно копии показаний того шахтера, его бригада семьдесят лет назад нашли тут тайник, когда рубили ход для отвода воды из шахты в эту пещеру. Стена обвалилась, и двое полезли смотреть, но их скрутило и вырвало кровью, потом умерли. Но перед смертью бормотали, что видели какой-то ящик с мелочевкой, сгнившие книги. Руководство рудника запретило сюда возвращаться, поставило решетку. А отчеты спрятали, чтоб не светиться при проверках. У них ведь высокая культура производства и стандарты, да. Если же набегут священники, то работы остановят, а это многотысячные убытки ежечасно.

— И ты думаешь, никто не солгал? Мало ль, что болтали обпившиеся дерьмового рома работяги. Откуда тут взяться тайнику? Пещера естественная, водой промыло.

— Кто знает. Помнишь, что Старик говорил?.. В любом поиске есть шанс того, что ты ничего не найдешь. Твои источники оказались непроверенными. Твои догадки пустыми. И если нет, вода и обрушившийся свод делают усилия бессмысленными.

— Ну и с черта ли мы сюда тогда поперлись?..

Первый силуэт остановился и оглянулся на второй, все в его позе выражало сомнения. Но тот, кто шел позади уверенно сказал:

— Потому что это часть того риска, с коим мы миримся. Здесь сразу после Исхода построили одну из каторжных зон. Понимаешь, к чему клоню?

— Думаешь, кто-то из надсмотрщиков пошарил по карманам у заключенных-аристократов и спрятал добычу? Хм-м…

— Тогда случались волнения. После гибели Последнего короля, и часть родов хотела посадить на трон нового правителя. Вернуться к абсолютной монархии. Но как ты, наверное, знаешь, победили те, кто хотели расширения прав Старых семей и лордов в целом — с тех пор в Олдуотере правят гранд и Совет. Ну а часть выживших вельмож-монархистов из тех, кто поглупее и не таких расторопных, как прочие, в последний момент переметнувшихся на сторону побеждающих, объявили виноватыми. Отобрали титулы, владения, средства, а самих отправили грызть скалы.

— И ты веришь в то, что притащили в карманах кучу интересных побрякушек? И у них ничего не отобрали по дороге?..

— Допускаю. Не все охранники достаточно внимательны. И уж тем более честны.

— Тоже верно. Ладно, тогда доверимся твоему чутью, Эб. Но если ничего не найдем, ты драишь гальюн на стариковском Рыбе-Молоте. Трижды подряд и вне очереди.

Вновь раздались хлюпающие звуки, и тот, что стоял впереди, принялся осторожно пробираться дальше — ощупывая ногами дно, хватаясь за выступы и наплывы на стенах. Луч фонарика вновь беспокойно заметался по тоннелю, а блики и тени смешались в затейливом танце.

Второй задержался, будто заколебавшись, но пошел вслед за спутником. Нагнал и спросил с едкой иронией:

— Тебе не кажется, Ли, что условия пари несколько однобоки?

— Хорошо, — ответил первый, не останавливаясь. — Тогда если нам повезет, я отведу тебя в лучший бордель Бонна. Как только мы заглянем в город рома и шлюх. Подарю тебе две спелых девочки, знаю я там таких.

— Э-э-э…

— Что?!

— Я, пожалуй, пас.

— Боже, Эб! Неужто ты из тех, кому надо с плетьми, унижениями и прочими прелестями?.. Нет, дело твое, я сам задумывался о том, чтобы расширить круг удовольствий, попробовать что-нибудь новенькое, нервы пощекотать. Так и быть, пойдем вместе. Кажется, есть там и заведение для гурманов.

— Меня счас стошнит прямо в маску. Прекрати, Ли.

— Ох, ты ж скромняжка! Покраснел, поди?.. Решил вернуться к монастырским устоям? Целибат? Самобичевание? Аскеза?..

— И снова нет. Просто неприятно.

— Плохой первый раз? Странно. Мы ведь тогда ходили не в лучший, но достаточно приличный клуб. Я искренне считал, что тебе должно понравиться.

— Не в том дело. Побочный эффект Дара. Я их слышу.

— Ты меня окончательно запутал. Осторожно, тут опять провал…

— Спасибо… Что непонятного? Я слышу, что чувствуют, Ли. Внешнее с внутренним не вяжется. Изображают, причем практически все. Вот представь, шепчет тебе, улыбается. Ну, или изображает страсть, да. А самой тоскливо, скучно, ты ей отвратителен.

— Ф-р-р… и что? Ты прям божественную истину открыл. Конечно, так делают!

— Но ты ведь не ощущаешь? Нет. А я да. И это… демотивирует.

— Все у тебя как-то сложно, Эб. С вывертом-подвыпертом.

— Еще жалеешь, что не обладаешь способностями?

— Пожалуй, нет. Я сладких бабцов ни на что не променяю. Слуша-ай…

— Иди-ка ты знаешь куда, Ли! Что пристал? Других тем нет?..

— Да мне скучно. Ползем тут как два глиста по заднице, и света в конце тоннеля пока не видно.

— Ну, так шевели культяпками резче! Тогда может, и доберемся быстрей.

— Охо-хо! Да у нашего малыша командирский голос прорезался! Тебе восемнадцать-то есть, пацан? Взрослеешь и матереешь прямо на глазах.

Так они и шли — оскальзываясь, порой падая и поднимая брызги, беззлобно переругиваясь и перешучиваясь. В полной темноте, от которой у иного слабонервного, остановилось бы сердце. Под влажный плеск воды, перестук капель и сиплое хрюканье, издаваемое клапанами противогазов.