— На Якова Владимировича и на то, что ему понравится, ачто нет. Мне плевать! — с раздражением заговорила я и вдруг поняла, чтоизбрала неправильную тактику. Мне не стоит пытаться бежать из дома. Судя побоевому настроению домработницы, это невозможно. Я в ловушке. Мне нужноослабить бдительность врага и, по-моему, я знаю, каким именно образом мнеудастся это сделать.

За спиной Веры Анисимовны показался Яков. Он выглядел несамым лучшим образом. Какой-то осунувшийся, усталый, бледный. Я медленнопопятилась к кровати и, превозмогая боль, села.

— Здрасте, — нерешительно произнесла я.

— Здрасте. — Яков недобро взглянул на меня идостал сигарету.

— Вера Анисимовна, а это кто? — обратилась я кдомработнице.

— Как кто?! Это Яков Владимирович. А вы что, разве незнаете?

— Нет, — замотала я головой. — В первый развижу этого человека.

— Как это в первый раз?!

— В первый раз. Значит, это и есть Яков Владимирович?Теперь буду знать. А я никак не могла понять, о каком Якове Владимировиче выговорили.

— Вы хотите сказать, что вы его не знаете?!

— Нет. А откуда я могу его знать?! Я вообще не понимаю,каким образом я попала в этот дом.

Домработница удивленно пожала плечами.

— Она вас не знает… Может у нее что-то с памятью? Новедь она назвала свое имя.

Назвала. Меня зовут Анжела. Больше я ничего не помню. Хотянет. Я помню, что я жила в деревне или поселке… В общем, в какой-то глухойпровинции. Мне было там очень плохо. Даже чересчур плохо. Я долгое времямучилась, а потом решила ухать в Москву. Чтобы стать известной. — Яговорила и чувствовала, как кровь пульсирует у меня в висках. — Наверноеэто было глупо — ехать в Москву, чтобы стать известной. В Москве полно своихзнаменитостей. Они тут на каждом шагу. Но меня пригласил один человек… Правда,я не помню ни его имени, ни того, как он выглядит. Он обещал сделать меняизвестной. Говорил, что по мне плачет модельный бизнес, что я могу украситьобложку любого модного журнала… Я хорошо помню, что он это сказал. А дальше…Дальше ничего не помню. Нет, помню, как я вышла на перрон, помню, чтоиспугалась многоэтажных зданий, но больше всего на свете я испугалась того, чтов этом городе меня никто не ждал.

Я замолчала и осторожно взглянула на курившего Якова. Затемоблизнула пересохшие губы и продолжила:

— Я не знаю, каким образом очутилась в этом доме.Думаю, что попала в него случайно. Наверное я доставила вам много хлопот.Кто-то прострелил мне ногу, а я даже не знаю, кто. Я читала и слышала, чтоМосква — криминальный город, но и подумать не могла, что до такой степени.Скажите, а где вы меня нашли? Где-нибудь на дороге? Я вам очень признательна.Наверное вы очень добрые люди, если с таким пониманием относитесь к чужомугорю. Я даже не знаю, как вас отблагодарить… У меня ничего нет. Я беднаядевушка из глухой провинции и еще не заработала денег. Получается, что я передвами в долгу. Вот увидите, как только я заработаю, я сделаю вам какой-нибудьценный подарок. Обязательно сделаю. У меня не получилось стать известной иостаться в Москве, придется вернуться обратно в поселок. Это ужасно, но у менянет другого выхода. Не всем же быть известными! Прямо от вас поеду на вокзал,вернусь домой… Я не буду обращаться в милицию, выяснять, кто ранил меня и зачто. Все равно милиция никого не найдет, да и не нужно мне этого. Я девушкатихая, мирная… Ничего не вижу. Никого не знаю… Мне бы только до своей деревнидобраться, а больше меня ничего не интересует…

Я замолчала и многозначительно посмотрела на Якова.

— Ты все сказала ? — наконец нарушил молчание он.

— Все.

— Молодец, а то я уже устал ждать.

Яков перевел взгляд на домработницу.

— Вера Анисимовна, вы свободны. Когда понадобитесь, явас позову. У меня будет разговор. Можете идти.

Домработница послушно кивнула головой и прошептала:

— По-моему, у девушки амнезия. Ее тошнит и у неекружится голова. Наверное она очень сильно ударилась головой, когда упала набетонный пол. Похоже, у нее сотрясение мозга…

— Я сейчас выясню про ее сотрясение, — недобрымголосом произнес Яков и метнул в сторону домработницы раздраженный взгляд.

Женщина хотела было ретироваться, но я громко ее окликнула изатряслась, как в лихорадке.

— Вера Анисимовна, не уходите, пожалуйста. Неоставляйте меня наедине с этим незнакомым мужчиной. У него глаза недобрые, а явсегда боялась мужчин с недобрыми глазами. Я вообще мужчин боюсь. Я еще сдетства боюсь летучих мышей, тараканов и мужчин. У меня по отношению к нимкакой-то нездоровый страх. Вы летучих мышей видели? Нет. А я видела. Вот вамкрест, они у нас в деревне летают. И знаете, что в них самое страшное? Глаза. Уних безумные глаза! У вашего Якова Владимировича глаза тоже безумные… Я же вамговорила, что тараканов боюсь, а у него что-то есть от таракана. Того и глядикуда-нибудь заползет. Я тараканов всегда ногой давлю и этого бы задавила, да уменя нога прострелена. Мне наступать больно. Я вас очень прошу, не оставляйтеменя, пожалуйста, один на один с незнакомым мужчиной.

— Да какой он незнакомый. Это же Яков Владимирович, мойхозяин, — испуганно воскликнула домработница.

— Это для вас он хозяин, для вас он Яков Владимирович,а я его совершенно не знаю. У меня он ассоциируется с летучей мышью или сдомашним откормленным тараканом…

— Хватит! — —не выдержал Яков и метнул в сторонуничего не понимающей женщины озлобленный взгляд. — Я сказал, хватит! Высвободны, отправляйтесь к себе! Вон отсюда!

— Простите, Яков Владимирович… Простите… — пробормоталаженщина и выскочила из комнаты.

Яков захлопнул дверь ногой и сел.

— Я хотел, чтобы ты заткнулась. — Его голос былполон злобы и не предвещал ничего хорошего.

— Я заткнулась, — кивнула я.

— Для того, чтобы ты заткнулась, мне пришлось накричатьна женщину, которая служит мне верой и правдой и много лет работает в моемдоме. Я никогда не кричал на нее.

— Я сожалею…

— Сожалеть будешь в другом месте.

— Я правда сожалею.

Послушай, ты, ненормальная, ты давай, заканчивай ломатькомедию по поводу того, что ничего не помнишь. Я твоим спектаклем сыт. Нечегоменя за лоха держать…

— Я и в самом деле ничего больше не помню.