– Там у нее семейная реликвия, – пояснил Матвей.

– Семейная, значит, – эхом отозвался старец, приблизившись к Лене. – Покажи-ка!

– Пожалуйста, – девушка осторожно вытащила из-под свитера подарок отца. – Вот. Только руками не трогайте! Опасно!

– Сам вижу, – Никодим, не отрываясь, буквально пронизывал взглядом тускло посверкивавший кругляшок. – Мощная штука. И очень похожа на ту, что и ты когда-то на шее таскал, сынок, когда марионеткой у нечисти был.

– Отец, – поморщился Андрей, – ты же знаешь – я не люблю об этом вспоминать.

– Ну прости. Скажи, Аленушка, – старец перевел проницательный взгляд с медальона на лицо девушки, – а ты умеешь с ним обращаться?

– В том-то и беда, что нет, – Лене очень трудно было не опустить глаза перед заглядывающим, казалось, прямо в душу волхвом. Но она держалась. – Амулет проявляет себя спонтанно, только в момент, когда я очень сильно разозлена. Так же, как и мои способности…

– Способности? – приподнял брови Никодим. – Они проснулись сами?

– Да. Меня тогда словно волной накрыло. Негативной волной. И это меня пугает. Я толком и не помню, что происходит в момент выброса Силы. А результат, как правило, печальный для тех, кто на меня нападал. Но я не хочу только наказывать и калечить, я хочу помогать людям! – Лена все повышала и повышала голос, продолжая держать испытующий взгляд старца. – Кириллу хочу помочь! Ланке моей! Теперь, когда у меня есть этот амулет, я многое могу! Я это чувствую! Но только чувствую! А справиться с этим, заставить Силу подчиниться воле – не могу! Не могу!! Не могу!!!

Лена почувствовала, как внутри снова загорелся тот самый огонек Силы, как он разрастается по мере нарастания гнева и возмущения, как превращается в ослепительный сгусток энергии.

И вдруг…

Старец внезапно положил ладони на виски девушки и, приблизив лицо вплотную, заполнил своим взглядом все пространство. Зрачки Никодима расширялись все больше и больше, они превратились в воронку, но не затягивающую в себя, а наоборот, вливающую в Лену мощный поток света.

Девушку затрясло, да так сильно, что, не держи ее старец за виски, она непременно упала бы.

Мир вокруг исчез, сменившись радужным вихрем, танцующим совершенно безумный танец.

А потом пришла боль. Страшная, нечеловеческая, буквально выворачивающая наизнанку. Она вспыхнула в голове, затем прокатилась по всему телу, а потом сконцентрировалась все там же, в области солнечного сплетения. А еще – над бровями, посередине, где буддисты обычно рисуют третий глаз.

Было так больно, что Лена не выдержала и громко закричала. Кажется, кто-то там, в иной реальности, возмущался, орал на Никодима, ссорился с Андреем, но девушка не обращала на это внимания.

Она хотела только одного – чтобы все это прекратилось. Не надо ей никакой Силы, пусть все идет как идет, она не может, не хочет, ей больно, больно, больно!!!

А потом из самой глубины кипящего мучительного потока поднялось возмущение. Это как же? Пусть идет как идет? И Кирюшка останется уродом? А Лана – игрушкой у мерзавцев? А не ты ли обещала сделать все невозможное? А теперь струсила, хвост поджала?!

Держись, дрянь такая! И рот закрой, прекрати орать! Потерпишь, не барыня! Кирилл вот терпит, причем месяцами, а ты…

– А я не хочу, чтобы он терпел! К чертовой матери всю ту дрянь, в которой его испачкали Шустов с Элларом! Вон! Вон!! Вон!!!

Лена вдруг поняла, что она кричит это вслух. И Никодима рядом уже нет.

А она стоит прямо напротив застывшего от неожиданности Кирилла, и бушующее внутри нее пламя перетекает через вытянутые в сторону мужчины руки на его изувеченное тело.

Буквально сдирая с него какую-то склизкую темную пленку, которую Лена теперь могла видеть. Именно она удерживала скомканное тело в таком положении, стянув мужчину в жуткий узел.

Кирилл упал на снег, его корчило и плющило, рвало желчью, он выл и хрипел от боли. Но Лена не останавливалась, она сейчас четко знала, что должна делать. И поток энергии, подпитываемый медальоном, подчинялся ей!

И хлестал, хлестал, хлестал расползающуюся пленку зла…

Ласковая, похожая на игривого щенка волна раз за разом покусывала босые ноги, даря желанную прохладу. Если утром так жарко, то что же будет днем?

Хорошо, что на побережье никого нет – Кирилл специально выбрал виллу в уединенном месте, подальше от любопытных глаз. И пусть они не кинозвезды и их личная жизнь мало кого интересует не только здесь, в Испании, но и в России, очень хочется максимального душевного комфорта, свободы, счастья, которое дарят нежные прикосновения сильных рук.

И чтобы целоваться до головокружения и никто не подсматривал, если только дуреющий от воды Тимыч, но ему можно, он – свой парень.

Превращающийся здесь, у моря, в того самого игривого щенка, которому пытаются подражать волны. И с задорным лаем, переходящим порой на визг, огромный мощный алабай вступает в битву с волнами, пока хозяева целуются.

И все вокруг наполнено таким счастьем, что хочется плакать…

И она плакала. Горько, навзрыд, больше всего на свете желая остаться здесь, во сне, в самом лучшем в мире сне, который приходил к ней почти каждую ночь, исцеляя измученную душу.

Всегда один и тот же сон – побережье Испании, утро, они гуляют с Кириллом и Тимкой, купаясь в солнечном свете, неге, счастье…

Этот сон Лана впервые увидела давно, еще в те дни, когда считала Кирилла мертвым, когда между ними вообще ничего еще не было и она даже не знала, кто такой Тимка. Она просто очень скучала по чудовищно изуродованному мужчине, пожертвовавшему ради нее своей жизнью.

Лана на момент знакомства с Кириллом Витке понятия не имела, кто он такой, узнать одного из самых завидных женихов Москвы, красавца и умницу, в том уроде, что появился в комнате похищенной девушки, было сложно.[7]Да что там – невозможно! Если только по фигуре – тело Кирилла осталось прежним. А лица не было. Был бесформенный бугристый кусок плоти, в который по недоразумению вставили большие красивые глаза оттенка горького шоколада и чувственный рот.

В такого разве можно влюбиться? А она влюбилась. И больше года сходила с ума, тоскуя по Кириллу. Только потом, много позже, Лана узнала, кем был ее спаситель. И увидела фото прежнего Кирилла.

И этот прежний Кирилл начал приходить к ней во сне.

Пляж, море, радостный пес, и они двое, утопающие в счастье…

Хотя виллу, возле которой находился пляж из сна, Кирилл купил уже позже, после своего возвращения из небытия. И сон стал явью.