– Вот именно! Садитесь в самолет и поднимайте его в воздух!

Мне казалось, он шутит.

– Я жду.

Значит, не шутит. Я знал изречение: «Если падаешь с лошади, сразу вставай и садись в седло». Очевидно, капитан считал, что то же самое справедливо и для самолетов. Он совершенно равнодушно посылал меня на верную смерть.

Я взглянул ему в глаза и решил не спорить. Понуро поднялся в самолет и сел, стараясь отдышаться. Если я умру, моя гибель будет на его совести.

Курсанты смотрели, как я еду по взлетной полосе.

Я снова поднялся в воздух, попытался расслабиться и вспомнить все, чему меня учили о скорости, высоте и углах полета. И неожиданно в голове прояснилось. Я оставался в воздухе еще четверть часа и на этот раз совершил почти идеальную посадку.

А когда я спрыгнул на землю, капитан Андерсон проворчал:

– Вот так-то лучше. Завтра все повторить.

* * *

Последний месяц учебы прошел без приключений, если не считать одного памятного дня почти перед самым выпуском.

В то утро, когда я собирался взлетать, капитан Андерсон сказал:

– Мы получили штормовое предупреждение. Следите за небом. Если заметите грозовой фронт, садитесь.

– Есть, сэр.

Я поднялся, набрал высоту и принялся облетать горы, выполняя полетное задание.

«Мы получили штормовое предупреждение… Если заметите грозовой фронт, садитесь…»

Что, если меня застигнет гроза и я не найду места для посадки?

Я так и видел заголовки: «Пилот захвачен грозой».

Новость объявят по радио и телевидению. Весь мир, затаив дыхание, будет ждать, выберется ли из переплета молодой курсант. На летном поле будут кишеть машины «скорой» и пожарные.

Я был целиком захвачен грезами и наслаждался собственной храбростью перед лицом грядущей катастрофы, когда небо вдруг потемнело. Мой самолет оказался в центре грозы. Я летел вслепую, окруженный зловещими черными тучами, и не видел не только взлетного поля, но и ничего вокруг. И знал наверняка только одно: со всех сторон грозные горные пики, в которые можно врезаться в любую секунду. Я потерял ориентацию. Где взлетное поле? Подо мной? Надо мной? Сбоку?

Ветер стал швырять самолет, как сухой лист. Заголовки, которые я представлял, грозили стать реальностью. В попытке избежать столкновения с горой я описывал небольшие круги, спускаясь все ниже, стараясь оставаться в той же безопасной зоне.

Когда до земли было тридцать футов, я увидел поле и собравшихся на нем людей.

Я посадил самолет. Взбешенный инструктор подступил ко мне:

– Что это с вами? Я же говорил о штормовом предупреждении!

– Простите, сэр, гроза подкралась незаметно.

Я получил «крылышки» ровно через три месяца после приезда в Ричфилд. Капитан Андерсон созвал всех курсантов:

– Вы вполне готовы для обучения на многомоторных самолетах «ВТ-12», и «DAT-6». Но к сожалению, на высших летных курсах сейчас нет мест. Так что вы пока в резерве. Места могут появиться когда угодно. Здесь оставаться вам не обязательно, так что сержант запишет ваши телефоны, чтобы связаться с вами в любую минуту дня и ночи. И как только на курсах появятся места, мы вам позвоним. Удачи.

Я подумал о Бене Робертсе и решил, что, пока жду места на курсах, отправлюсь к нему в Нью-Йорк.

Я забронировал номер в одном из манхэттенских отелей и дал сержанту номер его телефона, предчувствуя, что не успею прибыть в Нью-Йорк, как меня отзовут. Но все же попрощался с однокурсниками и сел в самолет, вылетавший в Нью-Йорк.

В полете ничего особенного не происходило. В большом пассажирском самолете я, затянутый в летный мундир с блестящими крылышками, боролся с приступами тошноты под восхищенными взглядами пассажиров. Я до сих пор уверен, что, если бы сел за руль истребителя, война была бы намного короче. Но тогда мы бы точно проиграли.

Наконец мы прибыли в Нью-Йорк, страну Брилл-билдинг, «РКО Джефферсон», Макса Рича и воспоминаний, принадлежащих другому миру и другому времени.

Бен встретил меня в аэропорту и по пути в отель рассказывал о последних событиях.

– Сижу в Форт-Диксе, пишу учебные фильмы. Не поверишь, какую только чушь нас не заставляют снимать. В одном фильме мы целых десять минут учим новобранцев поднимать капот машины. Все равно что писать для пятилетних детей. Долго ты пробудешь в Нью-Йорке?

Я покачал головой:

– Понятия не имею. Может, час, может, неделю. Скорее всего час. Жду отзыва на курсы ВВС, а это может произойти в любую минуту.

Мы доехали до отеля, и я подошел к стойке портье.

– Я ожидаю важного междугородного звонка. Очень важного. Пожалуйста, постарайтесь сразу соединить меня, – попросил я дежурного.

Мы с Беном договорились встретиться следующим вечером.

Утром я позвонил своему калифорнийскому агенту Луису Шуру, сообщил, что я в Нью-Йорке и вполне свободен, пока не откроется высшая летная школа.

– Почему бы тебе не зайти в местный офис? – предложил он. – Поговори с моим партнером Жюлем Зиглером. Может, он подыщет для тебя что-нибудь.

Жюль Зиглер, глава нью-йоркского офиса, загорелый, энергичный мужчина лет сорока, приветливо встретил меня:

– Луис предупредил о вашем приезде. Ищете новый проект?

– Ну, я…

– У меня имеется кое-что интересное. Никогда не слышали о Яне Кипуре?

– Нет. Это какой-то праздник?

– Ян Кипура – европейская оперная знаменитость. Как и его жена Марта Эггерт. Там они снимались во многих фильмах, но теперь хотят сделать шоу на Бродвее. «Веселая вдова».

«Веселая вдова», известная оперетта Франца Легара, история князя из маленького королевства, который ухаживает за богатой вдовой, чтобы ее деньги остались в стране. Ее постоянно ставили по всему миру.

– Они думают немного осовременить либретто. Хотите с ними встретиться?

Какой смысл? Я не пробуду в Нью-Йорке достаточно долго, чтобы написать письмо, не говоря уж о бродвейском шоу.

– Вряд ли я смогу…

– По крайней мере повидайтесь с ними.

Встреча состоялась в номере люкс отеля «Астор». Открыв дверь, Кипура с недоумением оглядел мой мундир и спросил:

– Вы и есть драматург?

– Да, сэр.

– Входите.

Ян, мускулистый мужчина лет сорока, говорил с сильным венгерским акцентом. Он представил мне свою жену Марту, стройную, привлекательную, с вьющимися волосами до плеч и приветливой улыбкой, и предложил сесть.

– Мы хотим ставить «Веселую вдову», но в более современном варианте. Жюль сказал, вы хороший писатель. Что вы написали?