– «Опасные каникулы», «К югу от Панамы», – начал перечислять я сценарии, написанные вместе с Беном. Супруги непонимающе переглянулись. Наконец Ян Кипура сказал:

– Мы свяжемся с вами.

Ну вот и все. Конец. Впрочем, это даже к лучшему.

Из отеля я отправился в офис Жюля.

– Они только что звонили, – сообщил тот. – Хотят, чтобы вы написали либретто.

Меня словно окутал черный туман. От меня требуют невозможного! Бродвей был Меккой, куда стремился каждый писатель. Что я знал о создании бродвейских шоу? Абсолютно ничего. Я только выставлю себя дураком и испорчу постановку. И кроме того, в любую минуту мне могут позвонить и призвать на службу.

– Вы себя нормально чувствуете? – встревожился Жюль, наблюдавший за мной.

У меня не хватило храбрости признаться, что я не собираюсь браться за либретто.

– Конечно.

– Они предлагают вам начать немедленно.

– Договорились.

Я вернулся в отель. Нужно объяснить, что у меня нет ни времени, ни способностей для подобного проекта. Но, хорошенько подумав, я сообразил, что выход есть. Бен Робертс! Вот кто может написать либретто со мной. А если в разгар работы меня призовут на службу, Бен закончит работу.

Я позвонил ему в Форт-Дикс.

– Что новенького? – спросил он.

– Сейчас расскажу. Я собираюсь писать новое либретто «Веселой вдовы».

Долгая пауза.

– Не знал, что ты пьешь.

– Я вполне серьезно. Уже успел поговорить со звездами шоу. Они выбрали нас.

Похоже, Бен потерял дар речи.

Следующим утром я отправился в театр, где должна была идти «Веселая вдова». Шоу ставила «Нью опера компани», возглавляемая Иоландой Миро-Айрион, маленькой полногрудой женщиной средних лет с высоким пронзительным голосом.

Все делалось по высшему разряду. Танцы ставил легендарный Джордж Баланчин, один из самых выдающихся хореографов. Я часто встречался с этим мужчиной среднего роста с хорошо развитой мускулатурой танцовщика. До конца жизни он не потерял легкого русского акцента.

Постановщиком был гениальный Феликс Брентано, а дирижером – Роберт Штольц, который к тому же считался блестящим композитором. Прима-балериной была Милада Младова, талантливая европейская танцовщица.

Я обсудил либретто с Баланчином, Штольцем и Брентано.

– Оно должно быть как можно более современным, – требовал постановщик, – но при этом нельзя терять атмосферу того периода.

– Веселым и развлекательным, – вставил Баланчин.

– Беспечным и легким, – добавил Штольц.

Потрясающе! Современное, но с налетом эпохи, развлекательным, веселым, беспечным – и все это вместе!

– Без проблем.

Мы с Беном решили, как будем работать. Поскольку днем он был занят учебными фильмами в Форт-Диксе, приезжать в Нью-Йорк придется вечерами. После ужина мы будем работать вместе часов до двух ночи.

Мои страхи относительно написания бродвейской пьесы почти исчезли. Работа с Беном заставляла забыть о трудностях. Он был невероятно способен и возвращал мне уверенность.

Когда первый акт был закончен, я отнес его продюсеру, Иоланде Миро-Айрион, и с нетерпением смотрел, как она листает страницы.

– Ужасно! – прошипела она, дочитав. – Настоящий кошмар!

– Но мы сделали все, что… – пролепетал я.

– Это провал! Настоящий провал! – злобно завопила Иоланда.

– Мне очень жаль. Скажите, что вам нужно, и мы с Беном все перепишем…

Она поднялась, окинула меня уничтожающим взглядом и удалилась.

Значит, не зря я хотел отказаться с самого начала! Что заставило меня вообразить, будто я способен написать бродвейское шоу?!

Я не мог сдвинуться с места, придавленный свалившимся на меня несчастьем, и тупо оценивал размеры катастрофы. Но тут в офис вошли Баланчин и Брентано.

– Я слышал, вы принесли первый акт, – начал Баланчин.

– Принес, – мрачно кивнул я.

– Давайте посмотрим.

У меня не было ни малейшего желания давать им либретто, но что я мог поделать?

– Разумеется.

Они начали читать, и мне очень захотелось оказаться где-нибудь за тридевять земель.

И вдруг я услышал смешок. Это Феликс Брентано! За смешком последовал взрыв хохота. Баланчин! Губы обоих то и дело расползались в улыбке.

Им понравилось!

Перевернув последнюю страницу, Брентано объявил:

– Прекрасно, Сидни. Именно то, на что мы надеялись!

– Если второй акт так же хорош, как первый… – покачал головой Баланчин.

Мне не терпелось поскорее рассказать об удаче Бену.

Я почти все время проводил в отеле, боясь, что в мое отсутствие позвонят из ВВС. Выходя на улицу, я неизменно объяснял, где можно меня найти.

Холостякам в Нью-Йорке порой очень одиноко. Несколько раз я дружески болтал с нашей прима-балериной Миладой Младовой, и мы прекрасно ладили. Как-то в воскресенье, когда репетиций не было, я пригласил ее поужинать, и она согласилась.

Мне очень хотелось произвести должное впечатление. Поэтому повел ее в «Сарди», любимый ресторан представителей шоу-бизнеса. Надо сказать, я по-прежнему носил мундир.

За ужином мы обсуждали шоу, и Милада призналась, что для нее большая честь танцевать на Бродвее.

Под конец официант принес счет на тридцать пять долларов. Чего-то в этом роде следовало ожидать. Но беда в том, что у меня не было тридцати пяти долларов! Я долго смотрел на счет. Кредитных карт тогда еще не изобрели.

– Что-то не так? – спросила Милада.

– Нет, – поспешно ответив я, решив идти ва-банк. – Сейчас вернусь.

Я поднялся и пошел к выходу, где стоял владелец ресторана Винсент Сарди.

– Мистер Сарди…

– Чем могу быть полезен?

Похоже, мое дело плохо. Вряд ли Винсент Сарди сколотил состояние, кредитуя бездельников и банкротов.

– Я… видите ли, мой счет, – нервно начал я.

Он продолжал изучать меня.

Должно быть, привык узнавать банкротов с первого взгляда.

– В нем ошибка?

– Нет. Все в порядке. У меня просто нет… нет… ну, вы понимаете… денег.

Я вдруг испугался, что Милада наблюдает за нами, и поспешно закончил:

– Мистер Сарди, я написал пьесу, которая пойдет в театре «Маджестик». Вон там, на другой стороне улицы. Но премьеры еще не было А пока… у меня просто нет достаточной суммы… то есть… может, поверите мне на слово, а я расплачусь потом?