– У нас была рабочая теория; мы знали, что наркотики крутятся где-то здесь, только не могли выяснить, через какое заведение их распространяют. Какое-то время думали, что это здешний клуб, но они закрылись из-за драк, а трафик не прекратился, и мы поняли: это что-то другое.

Он наблюдал, как женщина крадется прочь.

– Бедняжка, – сказала Дейзи-Мэй. – Наверное, самый яркий момент ее недели, этот герыч…

– Никто не заставляет ее употреблять, – заметил Джо, не отрывая взгляда от мужчины за стойкой, который оставил свой пост и двинулся прямиком к кабинке Райана. – Наркомана заставляет только сам наркоман.

Дейзи-Мэй покачала головой.

– Белый мужик средних лет, с деньгами, рассказывает нищим и отчаявшимся беднякам, как им жить… Охренеть.

– Ты не знаешь, на что похожа моя работа, – сказал Джо, направляясь к столику Райана. – Ты не знаешь, что я повидал.

– Ты не знаешь, на что похоже, когда из тебя выдавливают надежду, – ответила Дейзи-Мэй. – Если она у тебя вообще есть. Та женщина была моей мамой, моей подругой, моей теткой. Сынок викария, что ты знаешь о ее жизни? Твоя-то шла как по гребаному маслу.

– Напоминаю, что я истек кровью на ферме.

Дейзи-Мэй насмешливо изобразила исполнение траурного марша.

Тем временем менеджер ресторана уселся в кабинке рядом с Райаном. Дилер ерзал на сиденье, отчаянно желая оказаться в любом другом месте.

– Как прошло в пабе? – спросил менеджер, запихивая прядь волос обратно под шапочку.

– Мощно, – сказал Райан.

– Была отдача с фермы? Кто-нибудь задавал вопросы?

«Вот оно», – подумал Джо.

– Таких дураков нет. Что здесь?

Менеджер откинулся назад, закинул руки за голову, король в своем королевстве.

– Люди хотят свои конфетки. Мертвец этого не изменит.

– Насчет этого, – сказал Райан.

– Я не задавал никаких вопросов, – продолжил менеджер, – потому что кому нужны ответы? Что они изменят?

Райан дернул бейсболку за козырек, натягивая ее глубже.

– Похоже, вроде все ставки сняты. Типа, перешли черту.

Менеджер ухмыльнулся.

– Пацан, а чем, по-твоему, мы тут заняты? Это игра. Поздновато спрашивать о правилах.

– Мне все норм, – сказал Райан.

– Мне плевать, норм тебе или нет, – ответил менеджер, – до тех пор, пока ты не распускаешь язык.

– Я перед тобой не отчитываюсь, так? – сказал Райан, подавшись к нему. – Я отчитываюсь перед боссом, а тебе это не светит.

– Рад, что ты вспомнил про босса. Он хочет тебя видеть.

Райан моргнул.

– Сегодня?

– Ну не завтра же.

– Где?

– А где ты думаешь?

Райан выпрямился, его колени елозили под столешницей.

– Чего он хочет?

Менеджер встал, край стола вдавился в его живот.

– Думаешь, он мне сказал? Хотя настроение у него было так себе.

– А когда у него вообще хорошее настроение?

– Когда все собрано, а не профукано, – ответил менеджер.

Райан скривился.

– Что ты слышал?

– Это не мое дело. Но тебе стоит заранее подумать над оправданиями.

Джо и Дейзи-Мэй смотрели, как менеджер пошел обратно к стойке, за которой сейчас стояла какая-то шестерка. Райан остался сидеть; нога отбивала ритм страха.

– Похоже, мы до чего-то докопались, а? – сказала Дейзи-Мэй, когда они наконец выскользнули из кабинки и направились к выходу.

Джо улыбнулся ей.

– Очень хочется сказать: «Игра начинается, Ватсон».

Дейзи-Мэй наморщила нос.

– Иди ты на хер со своим Ватсоном.

* * *

Редкие морозостойкие души на морском берегу его не заметили бы, даже будь он в нескольких футах от них. Их внимание было обращено на снежную лавину, сходящую на них с асфальтово-черного неба, и убогость их жизней в целом. Он, однако, замечал их. Замечать людей – их прегрешения – было частью его работы.

Не самой любимой частью, признаться. То ли дело, когда доходило до наказания за эти прегрешения…

Сейчас он наблюдал за такими грешниками, выходящими из безвкусной закусочной в нескольких футах от него. Девчонка-подросток, на вид ничего особого, равно как и сопровождающий ее полицейский средних лет; но внешность бывает обманчива, когда речь идет о грехах, и эта девушка согрешила более прочих. Его работа – призывать таких личностей к ответу, и эту часть своих обязанностей он исполнял с энтузиазмом и наслаждением.

В конце концов, нет законов, писаных или иных, запрещающих ему радоваться своей работе. Или оттянуть момент и наслаждаться предвкушением.

Ксилофонный Человек наблюдал, как девчонка и мужчина скрылись в заваленной снегом ночи. Он мог взять их прямо сейчас, разумеется, но где тут веселье? Нет, лучше выслеживать их, ощущать их запах, гудящий в ноздрях, страх девчонки, все сильнее и чувственней, когда он подбирается ближе.

Как это говорится?

«Игра начинается».

Прошло почти две сотни лет с тех пор, как Герцогиня впервые узнала о Чистилище и той роли, ради которой ее взрастили. Ей требовалось только закрыть глаза – и вот она снова в бабушкиной комнате с темно-красными стенами, толстым ковром под ногами и висящим в воздухе запахом благовоний, всегда окружавшим старуху.

– Подойди ближе, дитя, – сказала Бабуля Дженки, чьи резкие немецкие гласные не испортили тридцать лет жизни в Америке, – и я расскажу тебе о нашей жизни.

Девочка неохотно подошла, и не только потому, что всегда боялась Бабулю Дженки, опасливо относилась к ее волоскам, торчащим из подбородка, и акулье-черным глазам. Не прошло и пяти дней, как ее сестра легла в неприметную могилу, которую родители сочли подходящей, чтобы упокоить там девушку. Герцогине было любопытно, что же Бабуля Дженки сказала Ханне, но эта мысль пугала; какие слова могли заставить ее бойкую юную сестру лишить себя жизни?

Бабуля Дженки покрутила костлявым пальцем, и Герцогиня опустилась на колени у кровати.

– Рейчел, я умираю. Знаешь ли ты, почему это повод для празднования?

Герцогиня не знала и не собиралась гадать. По собственному опыту она знала, что ее семья не терпит легкомыслия, зато спокойно относится к той боли, которую готова причинить своим детям.

– Родословная нашей семьи уходит на тысячи лет назад. Мы никогда не были богатым семейством – нас никогда не занимала такая пустая чепуха, – но мы, возможно, самое важное семейство в истории. Что ты об этом думаешь, дитя?