Я остановился в Emre’s Cave House, небольшом отеле в несколько комнат на окраине города, который находился внутри скалы. Это была дешевая гостиница; о том, что она знавала лучшие времена, напоминал лишь проржавевший бассейн на лужайке. Управляющий, чье имя носил отель, грузный, меланхоличный человек, преимущественно занимался тем, что пил красное вино и показывал постоялицам фотографии своей лошади, которую держал на ферме неподалеку.

Каждый день я выезжал из Гёреме исследовать один из подземных городов. Некоторые из них были связаны автобусными маршрутами, но в основном они находились в отдаленных деревнях. Я шел пешком по длинным, извилистым дорогам, иногда меня подвозили дальнобойщики и фермеры. Названия деревень — Озконак, Деринкую, Каймаклы — казались столь же мрачными и неопределенными, как и окружающий пейзаж. Я привез из Стамбула книгу по археологии Каппадокии. Ее автор, Омер Демир, страстный поклонник подземных городов, весьма своеобразно переведенный на английский, был моим незримым и неутомимым компаньоном.

Туманным утром я прибыл в Озлюдже, деревушку, расположенную в центре вулканической долины. Свернув с главной дороги и поднимаясь в гору, я увидел пожилую женщину в платке и широких шароварах. Она подметала дорожку перед домом, а труба над ее головой курилась серым дымом.

«Yeralti Sehri?» — спросил я. По-турецки это означает «подземный город». (Сказать на местном наречии я мог не так уж много: «здравствуйте», «как дела?», «спасибо», «до свидания» и «подземный город».) Она сделала мне знак следовать за ней и привела меня к небольшому зданию, на котором, к счастью, был указатель.

Войдя внутрь, я включил фонарь и спустился по каменной лестнице к пещерам, где царила кромешная тьма. Меня окружали стены цвета карамели; воздух здесь был влажным и настолько холодным, что от дыхания поднимался пар. Я продвигался медленно, проползал там, где проходы были совсем низкими, протискивался по узким коридорам, подныривал под арки.

Всего здесь насчитывалось где-то полдюжины пещер, по размеру — от небольшого шкафа до гаража на четыре машины; их соединяли узкие туннели. Камень везде выглядел грубо отесанным: ни одного прямого угла, только мягкие очертания, как у амебы. В пещерах было много пыли и паутины, пахло плесенью — сюда давно никто не заходил. Проведя там полчаса, я понял, что не в состоянии как следует почувствовать это пространство: оно казалось холодным, чужим, пустым. Я не увидел ни одного признака коллективной работы над раскопками, как на иллюстрации в путеводителе. И, конечно, ни единого намека на причины создания этой искусственной пещеры. Я словно искал не в том месте или, возможно, неправильно смотрел на пространство.

Возвращаясь ко входу, я увидел гигантский дискообразный камень, размером и формой — как колесо монстр-трака; он, должно быть, весил несколько тонн. В случае нападения врагов, согласно Омеру, жители деревни спускались под землю и выкатывали его ко входу, запирая город изнутри. Жерновые камни использовались для защиты во всех подземных городах региона.

Впоследствии в каждом городе, который осматривал, я составлял карты и диаграммы, вел учет обнаруженным предметам, фотографировал каждый туннель и каждую пещеру, притрагивался к каждому жерновому камню. Иногда я часами не выходил на поверхность — до тех пор, пока не коченели пальцы. Однако сколь долго я ни искал, я всегда чувствовал, что не понимаю это пространство, словно какой-то факт из истории подземных городов ускользал от моего внимания. Иногда, после нескольких часов исследований, я усаживался в самой глубине и простукивал стены костяшками пальцев, надеясь услышать другой звук, в поисках скрытой пещеры, которая содержит разгадку.

Уилл Хант

Однажды, осматриваясь в деревне Озконак, я познакомился со старым фермером по имени Латиф, который в одиночку обнаружил подземный город. Этот человек, обладатель низкого и звучного голоса, был имамом города; в детстве из-за падения с дерева он потерял руку. Как-то раз, в 1972 году, рассказал мне Латиф, он обходил свои поля и вдруг заметил, что вода в одном месте уходит под землю чересчур интенсивно. Он постучал палкой по земле, грунт обвалился, и ему в лицо дохнуло холодом и затхлостью. Латиф начал копать, обнаруживая одну пещеру за другой. Я спросил Латифа, как повлияло на него происшествие; что он почувствовал, обнаружив таинственное сооружение. Несколько секунд он задумчиво смотрел на меня, перебирая пальцами бусины четок, затем заговорил, и его слова меня очень удивили. «Подземные города — не такое уже странное явление, — сказал он. — Они есть везде. Такие места устраиваются с давних пор. Это естественно для человека».

Уилл Хант

ЗДЕСЬ ВОТ КАКОЕ ДЕЛО: самым первым сложным организмом в истории жизни на Земле было роющее животное. Эдиакарская биота представляла собой крошечные, загадочные существа, которые жили 542 миллиона лет назад: первые многоклеточные организмы, использующие для дыхания кислород, первые обитатели периода, который палеонтологи называют фанерозоем или «эоном явной жизни». Они жили на дне океана и строили в почве системы туннелей, чтобы защитить себя. Палеонтологи находили остатки их ходов — красивых, призрачных сооружений под названием «следы» — даже в самых дальних уголках планеты[51].

James G. Gehling / Falamy

С тех пор обустройство подземных ходов стало одной из важнейших детерминант эволюции, позволявшей живым существам избегать встреч с хищниками, защищать потомство, укрываться от внешней среды. Роющие животные отлично чувствуют себя повсюду, вне зависимости от климата и среды обитания: от рыб, сооружающих туннели под океанским дном, до птиц, которые создают норы в пустыне. Существо, признанное биологами «самым успешным наземным животным в истории жизни на Земле», также является роющим: это муравей[52]. В течение последних 100 миллионов лет муравьи обитали во всех местах земного шара, и сейчас они составляют около 15 процентов от общей биомассы наземных организмов. С давних времен они селятся в огромных, искусно сконструированных подземных гнездах, которые могут быть расположены на тридцать и более футов в глубь земли, по общей площади сопоставимы с небольшим частным домом и включают сотни входов и тысячи комнат. У каждого помещения свое назначение: в одних хранится еда, в других складируется мусор, в третьих подрастает молодое поколение.