Я задался вопросом, какие отношения могли быть между ними – откровенно сладострастной индианкой и расчетливым белым мужчиной. Увидев де Моше, Стюарт, казалось, был загипнотизирован ее пристальным взглядом. Он встал, когда она поздоровалась с ним, и на мгновение мне показалось, что он испытывает к сеньоре неосязаемое и неконтролируемое влечение, которое Эдгар По так ловко выразил в своем «Демоне извращенности». Ответив на ее кивок, Уитни замер; тем временем Кеннеди поклонился даме и знаком показал ей, что мы сейчас пойдем в чайную комнату.

Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как тревога на лице Инес на мгновение сменилась промелькнувшей ненавистью к сеньоре.

Тем временем Альфонсо, стоявший подле матери и изучавший прессу в газетном киоске, повернулся в нашу сторону. Нельзя было ошибиться в пылком взгляде, который он бросил на прекрасную юную перуанку. Мне показалось, что при виде него лицо девушки немного смягчилось. Это длилось всего мгновение, а затем к Инес вернулось ее обычное самообладание.

– Я больше не буду вас задерживать, – заявил Уитни. – Стоит мне начать говорить о моих… о наших планах там, в Трухильо, – и я могу продолжать всю ночь. Это чудесно, чудесно. Мы понятия не имеем, какое будущее ждет нас. Ни у кого во всем этом большом городе нет ничего похожего на подобную перспективу. Когда мы достигнем успеха, это будет сенсация на всю Уолл-стрит, а эту улицу не так-то просто потрясти!

Речь Уитни звучала довольно убедительно. Легко можно было представить, как любой обладающий воображением человек, падкий на тайны и древние традиции, поддается сверкающему очарованию волшебных слов «пехе чика» и чувствует энтузиазм охотника за золотом, когда Уитни охмуряет его словами «пехе гранде». Пока Стюарт говорил, мы словно видели золото наяву.

– Вы извините нас? – сказал Кеннеди, взяв Инес под руку. – Если вы еще будете здесь, мистер Уитни, мы сможем потом продолжить беседу.

– Помните: сеньора – необычная женщина, – произнес Стюарт, когда мы направились в чайную комнату. Его тон не был похож на предупреждение, но, видимо, ему потребовались усилия, чтобы сказать эти слова. Я мог объяснить это только тем, что он пытался использовать сеньору де Моше в своих собственных планах, однако все еще сомневался в результатах.

Мы расстались с ним и вошли в затемненную чайную комнату с плетеными столами и стульями, залитую мягким розовым светом, имитирующим сумерки, хотя снаружи все было залито яркими солнечными лучами. В центре комнаты успокаивающе журчал фонтан. Все было сделано для того, чтобы создать экзотическую и романтичную обстановку.

Альфонсо и его мать выбрали самый затененный дальний угол, где стояли два плетеных дивана, загораживающие стол и эффективно отсекающие все любопытные глаза и уши. Молодой де Моше встал, когда мы подошли, и низко поклонился. Я не мог оторвать взгляда от двух женщин, когда они приветствовали друг друга.

– Не хотите ли присесть? – спросил Альфонсо, выдвигая один из плетеных стульев.

Сам он ухитрился разместиться рядом с Инес, в то время как Кеннеди удалось сесть с краю, откуда он мог наблюдать за всеми сразу. Сеньора, похоже, тоже заметила маневр своего сына: несмотря на то что в этот момент она разговаривала с Инес, было видно, что она краем глаза наблюдает за ним.

– Я слышала от Альфонсо о жестоком убийстве вашего отца, – начала сеньора мягким тоном, – но у меня не было возможности выразить вам свои соболезнования. Конечно, я много старше вас и видела гораздо больше несчастий, но знаю, что в молодости утраты воспринимаются острее…

Она произнесла это с очень убедительной искренностью, и я на мгновение засомневался, верны ли мои подозрения насчет нее и ее сына. Могла ли она быть настолько бессердечной, чтобы играть на самых тонких струнах человеческого сердца? Мои сомнения подкреплялись открытием, только что сделанным Кеннеди при изучении отпечатков обуви.

Сеньорита срывающимся голосом пробормотала слова благодарности за соболезнования. Было очевидно: какую бы вражду она ни питала к сеньоре, Инес нисколько не подозревала ее в смерти своего отца.

– Я понимаю ваши чувства больше, чем кто-либо другой, – продолжила де Моше, – потому что совсем недавно сама потеряла моего дорогого брата. Я уже рассказывала об этом профессору Кеннеди. И я чувствовала, что должна поговорить об этом и с вами, поскольку это может касаться вас в том предприятии, которым занимались мистер Локвуд и ваш отец и в котором теперь участвует еще и мистер Уитни.

Инес ничего не сказала, а Крейг подался вперед, как будто он тоже хотел, чтобы она промолчала.

– Речь идет о «большой рыбе» и о концессии, которую ваш отец получил от правительства для ее поиска, – добавила сеньора.

Сеньорита вздрогнула и немного побледнела при этом упоминании. Но она, казалось, поняла, что ей следовало обо всем узнать, и заставила себя слушать.

– Да, – пробормотала она, – я понимаю.

– Как вам, без сомнения, известно, – продолжила сеньора, – никто не знал секрета тайника, который они собираются искать. Это было просто легендой. Так вот, на самом деле ответ был зашифрован в надписях на древнем кинжале инков.

Инес вздрогнула при упоминании об оружии, и эта дрожь не укрылась от сеньоры.

– Я уже сказала профессору Кеннеди, что как легенда, так и кинжал передавались по наследству в моей семье и в конце концов перешли к моему брату. Как я уже говорила, я не знаю, как это произошло, но в какой-то момент брат стал странно вести себя, он словно сходил с ума, а потом признался, что кинжал у него украли. Тот в конце концов попал в руки профессора Нортона, у которого его, в свою очередь, тоже украли.

Она испытующе посмотрела на Инес, словно желая узнать, что уже было известно девушке. Интересно, подозревала ли сеньора о присутствии следов Локвуда в саркофаге в музее и что бы она сделала, узнав об этом?

– После того как брат потерял кинжал, – погрузилась сеньора в воспоминания, – он бросился в озеро Титикака. Повсюду след этого кинжала, хранящего тайну Золота богов, был запятнан кровью. Сегодня мир насмехается над проклятиями. Но конечно, это золото должно быть про́клятым. Оно было проклято многие века.

Индианка говорила с горечью. А может, она подразумевала, что секрет украденного кинжала тоже был проклятием?

– Есть еще одна вещь, которую я хотела бы сказать, последняя, – произнесла она. – Давным-давно, когда испанцы пришли в мою страну, один из предков вашего отца погиб из-за сокровища. Кажется, будто в этом есть какая-то странная обреченность, словно сегодняшние события повторяют события прошлого. Это то, чего мы не можем избежать: судьба… – Женщина