Так, занятые своими «тайными помыслами», как говорит бабушка, мы пребывали в полном согласии и каждый «при своем интересе».

В кафе тихо играла музыка, было пусто, и солнце мелкими бликами рассы́палось по столу, отражаясь в хрустальной вазочке с осенними желтыми хризантемами, а мы ели фисташковое мороженое и разговаривали.

Отец рассказал, какое открытие он сделал, работая в архиве, и как это изменит существующее представление об эпохе Александра I.

А я слушала его не перебивая и радовалась, что мы только вдвоем и никто нам не мешает.

И еще я думала, как все здо́рово получается, даже «эпоха», которой занимается отец, называется Александровской! И папа у меня – самый замечательный на свете, и я больше ни за что, никогда его не потеряю, кто бы там чего ни придумывал… Фиг вам!

И как хорошо, что мама больше ни за кого так и не вышла замуж…

Перед сном я позвонила Лизе, и мы встретились у нашего любимого подоконника. Мы залезли на него с ногами и стали жевать поделенный пополам «сникерс».

– Твои ругаются? – спросила я.

– Да… – вздохнула она. – Отец все время ревнует мать как ненормальный! А ей некогда: она с Тёмой сидит и еще диссертацию одним пальцем пишет. Отец никак работу найти не может – вот и психует! Из-за этих дурацких денег они на грани развода. Тяжело с ними!

Как бы в подтверждение сказанного на площадку вылетел ее отец с побелевшим от ярости лицом, на скулах у него ходили желваки.

– Домой! – рявкнул он. Меня он даже не заметил, как какую-нибудь пыль на подоконнике.

Угрюмо смотря себе под ноги, Лиза потащилась домой.

Нет на него нашей Лидочки!

И я, с чувством внутреннего торжества, подумала: «А вот мой ОТЕЦ!..» И даже то, что это страшная тайна и я ничего никому о своем отце так и не рассказала, не испортило мне настроения.

И права бабушка, которая всегда твердит: «Каждый делает свою жизнь – САМ!»

Отец мне пообещал, что в январе мы на три дня съездим к его друзьям, на север Финляндии, где у них дом и ферма северных оленей. На них можно будет покататься. Но я запретила себе об этом думать – вдруг поездка не состоится.

Я стала размышлять, с кем бы я хотела поменяться семьей… Да ни с кем!

МЫ ЖЕ ВСЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА!

И я все больше и больше нахожу положительного в нашей «семейной лодке», хотя название дурацкое! Плывешь и не выпрыгнешь!

Я представила себе Неву за Благовещенским мостом, ближе к устью. Освещенные солнцем, по Неве плывут бедные и богато украшенные «семейные лодки», которые то настигают нас и обгоняют, то вдруг отстают и их относит течением к другому берегу.

Мы в лодке, конечно, вчетвером: бабушка на носу руководит движением, мама читает книгу, Лида ядовито комментирует проплывающих мимо, а я машу рукой всем знакомым. Сбоку то с одной стороны, то с другой все время прибивается к корме унылый челн дяди Гены. Бабушка командует мне: «Брось ему веревку, а то последнего „жениха“ смоет!»

На кухонной доске мимо нас проплывает горка драников, в которые воткнута большая вилка, а к ней прицеплена как парус фотография тети Дануты. Фотография пожелтела от времени и выгорела, но все равно видно, что тетя Данута, наклонив голову в светлых кудряшках, лукаво улыбается и помахивает нам пухлой ручкой.

Я вижу своего отца. Он плывет на байдарке, ловко орудуя веслом. Его очки отражают солнце и пускают солнечные зайчики, которые скользят по воде и взлетают на корму нашей лодки. Но он близко не подплывает – боится Лиды и бабушки, и я с ним незаметно перемигиваюсь.

Мы обгоняем лодку с семьей Лизы. Ее мама прижимает к груди маленького Тёму, и они с Лизой осторожно машут нам руками, а отец, отвернувшись, смотрит в другую сторону.

Вот в аккуратной лодочке плывет тетя Маруся. Она разложила на корме фотографии сына, который давно живет с семьей в Сибири и иногда присылает матери фото, где он снят уже с женой и детьми. Тетя Маруся отталкивает веслом каких-то хулиганов, что забрызгивают фотографии, и ругается.

С левого бока движется лодка наших соседок – Анны Давыдовны и Александры Ивановны. В ней много мешочков и кастрюлек с едой и гурьбой сидят племянники – эти все жуют, и радостно кричат, и машут нам руками и ногами.

Подальше плывет лодка, где сидит мамин начальник с сотрудниками; они все без устали годами пишут «Большой энциклопедический словарь».

Потом на военном катере проплывают бабушкины сослуживцы, поющие вразнобой: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…»

Тут плывут и «ненавистные» соседи Лидочки по лестничной площадке в новом микрорайоне. Они, увидев Лидочку, свистят и выкрикивают ругательства, на что Лидочка, не поворачивая головы, высокомерно показывает им неприличный жест.

Вон в лодочке-скорлупке покачивается Петя, который не отрывает взор от нового смартфона.

Лодка Веры Александровны украшена завитушками и крутится на одном месте, потому что она не может справиться с течением. Верунчик (как ее зовут в школе) сидит, завернутая в вязаную шаль, и сморкается в кружевной платочек: у нее аллергия на окружающих.

В отдалении – катер Гастона. Француз, не отрываясь, смотрит в монитор ноутбука, быстро набирая одним пальцем столбик цифр. Другой рукой он держит за шкирку Патриса, который вертится как юла, всем строит рожи и кричит гадости.

Сбоку, подальше, маячит лодка тети Клавы. И не какая-нибудь развалюха (а дачники-то на что!) – вся в коврах и позолоте. Она сама сидит на веслах, а на корме ковыряет в носу великовозрастный сыночек Вася. Бедного Тузика в лодку не взяли, и он отчаянно гребет лапами рядом.

– Та-ак, приехали! Ты что, куришь здесь втихаря? Я сейчас все бабушке расскажу! – раздается над моим ухом голос Лидочки.

Но я не удостаиваю ее объяснениями и быстро взлетаю по ступенькам к нашей квартире.

Обернувшись на пороге, показываю Лидочке язык и с треском захлопываю дверь перед ее носом.

Ольга Вячеславовна Зайцева, автор и художник этой книги, считает, что в жизни ей необыкновенно повезло. Все, о чем она мечтала в детстве – возиться с животными, рисовать и сочинять, – сбылось.

Дом ее всегда был полон всякой живности, что, по понятным причинам, не особенно нравилось родителям. Однако им пришлось смириться, утешая себя тем, что в конце концов животные приучат юного натуралиста к порядку и ответственности.

Ольга собиралась поступить на биологический факультет Ленинградского университета, но однажды, болтаясь по его коридорам, наткнулась на ящик с лягушками, приготовленными к препарированию, и передумала, поступив в Ленинградское художественно-педагогическое училище им. В. А. Серова.