— А вдруг она захочет встретиться?

— Но ведь не захотела за столько лет?.. Кстати, мы представительство в Минске открываем от «Идеал-Контракт», ты должен помнить. Фирма давно зарегистрирована, название не на слуху, так что будет тихо-мирно с должниками работать. Заодно и плацдарм подготовит, чтобы в случае чего успели запрыгнуть на подножку уходящего поезда… Вполне возможно, наши интересы пересекутся. Весьма любопытно, чем занимается там эта бизнесвумен, — скептически добавил он.

— Да уж точно не крестиком вышивает, — уверенно ответил Артем…

…Безрадостная семейная жизнь и отсутствие детей не оставили для Радченко выбора — единственным смыслом его жизни стала работа.

После аварии и довольно долгой реабилитации он вернулся в производственно-технический отдел стройтреста, за четыре года достиг должности заместителя начальника отдела, а еще через два года его отозвали в Москву, в министерство: тесть поднапрягся и перевел-таки дочь с зятем в столицу. Достоинств Алексея это не умаляло: заочно окончил аспирантуру, писал диссертацию. Природа наградила его неисчерпаемым жизненным потенциалом, которому он постоянно искал применение.

Решение открыть собственное дело созрело в конце девяносто первого, и способствовал тому развал Союза — время повсеместного хаоса. Никто поначалу не представлял, как можно разорвать на куски единую экономику, а уж разобраться, кому и сколько причитается, — и подавно.

Наблюдая, как общая картина распадается прямо на глазах, точно поднятый с пола puzzle, Алексей вовремя сориентировался и успел ухватить свой крошечный кусочек, который и положил начало его бизнесу. Когда же спустя несколько месяцев он заехал в гости к Артему, ставшее общим дело стало стремительно нарабатывать капитал. Правда, до тех пор, пока друг не переехал в Москву, о его роли никто не догадывался.

К тому времени Кушнеров больше восьми лет отработал на строительстве Игналинской атомной, прошел нелегкий путь от рядового инженера до заместителя начальника отдела снабжения (конкуренция была необычайно жесткой: на стройку последней в Союзе атомной станции съехались лучшие специалисты). По роду деятельности он проводил немало времени в командировках, имел хорошие связи и в Госснабе, и в Минатомпроме, и в других структурах.

На момент обретения Литвой независимости вовсю шла комплектация третьего, почти достроенного блока. И вдруг как снег на голову свалилось решение: прекратить строительство. В обратную сторону маховик раскручивался стремительно: все многими годами поставлявшееся на Игналину распродавалось такими темпами, что через год там по большому счету делать уже было нечего.

А так как Артем считался не последним человеком в отделе снабжения и в Москве у него был свой «генератор идей» Радченко, очень скоро Кушнеров мог позволить себе купить квартиру в центре Москвы, куда и переехал вместе с семьей…

— …Ладно, — после раздумий кивнул Алексей, — возвращайся. Все равно если ты что-то надумал, останавливать тебя бессмысленно. Цеховскому, конечно, это не понравится.

— И за что он меня так не любит? — получив «добро» (кому, как не Кушнерову, была известна быстрая отходчивость друга), Артем заложил руки за голову и улыбнулся. — Я не претендую на пост генерального, пусть Максим и дальше руководит. Но вот свой кабинет я ему не уступлю, пусть не надеется. Кстати, переключив внимание Джейн на себя, я, можно сказать, спас когда-то его семью от развала… Интересно, как он воспримет мое возвращение? Уж, конечно, оттого что придется освободить кабинет, от радости прыгать не станет.

Алексей нахмурился: обоюдная неприязнь ключевых фигур бизнеса была ему не по душе еще до отъезда Кушнерова в Штаты.

— Глянь, Юлька возвращается! — меж тем отвлек его от мыслей Артем. — Нет, ты скажи: где она всему этому научилась?

Поправив очки, Радченко перевел взгляд на дверь. Судя по всему, Юлька от нечего делать пыталась обольстить приставленного к ней бодигарда: передав Михаилу солнцезащитные очки, она томно улыбнулась, шагнула под душ и, дразня зевак упругим молодым телом, призывно потянулась.

— Ну что творит! — то ли с гордостью, то ли укоризненно воскликнул Артем.

— А гены все-таки твои, — хмыкнул Алексей. — Бедный Миша, он еще не знает, что его ждет на дискотеке…

…Алексей не сразу осознал, что отныне все в его жизни перевернулось. Вернее, он упрямо не желал принимать новую реальность, в которой все становилось с ног на голову.

Во вторник к окончанию первой пары он пристроился на подоконнике напротив аудитории, где занимался второй курс, и принялся ждать. Но Крапивина из двери так и не вышла. Это было странно: преподаватель имел нехорошую привычку лично проверять посещаемость, и на его пары рекомендовалось ходить всем, особенно отличникам. На экзамене пропуски лекций выходили боком.

— А где Тамара? — заглянув в аудиторию, столкнулся он со старостой ее группы.

— Декан утром вызвал. Подходи на большом перерыве к 410-й, у нас замена, — на ходу предупредил тот.

Посмотрев вслед старосте, Радченко бросил взгляд на круглые часы под потолком и на всякий случай решил зайти в деканат: зачем это ее вызвали к Кравцову?

— Вероника, ты Томку видела? — приоткрыв дверь, спросил он у секретарши.

— У тебя совесть есть?! — прошипела та и многозначительно посмотрела на смежную дверь. — Сам не мог ей сказать, что женишься на Тишковской?!

Рука Алексея отпустила дверную ручку и повисла вдоль тела. Прошедшая ночь ничего не изменила, события продолжали развиваться независимо от него.

— Где она?

— Не знаю. Заявление написала на освобождение от занятий… Как ей теперь людям в глаза смотреть? На ней лица не было, когда от Кравцова выходила!

До Алексея не сразу дошел смысл этих слов. А ведь верно: вчера он больше думал о себе, о своих переживаниях, даже о чувствах Тишковских позаботился, а о Тамаре… И с поликлиникой нехорошо получилось…

«Артем был прав: надо было сначала с ней поговорить», — запоздало осознал он и помчался в общежитие. Но к сожалению, то, что он мог спасти вчера, сегодня оказалось невозможно…

Следующая неделя словно выпала из Лешиного сознания. Точнее, время продолжало отсчитывать привычные секунды, минуты, часы, дни, а он словно существовал вне его: не пил, не ел, не спал, ни с кем не общался и почти не выходил из комнаты, за исключением двух вечеров, которые он продежурил под окнами у Куприяновых. Его тоже не беспокоили, а если кто и заглядывал, то молча закрывал дверь с другой стороны. Единственный человек, которого он желал видеть, уехал неизвестно куда: осталась лишь дорожная сумка, служившая немым укором.

В пятницу около десяти утра в комнату к Алексею постучалась Лида. Свое отношение к ней он высказал весьма доходчиво: отвернул небритое, обросшее щетиной лицо к стене и натянул на голову одеяло.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — попыталась она дотронуться ладонью до его лба.