– Что тут происходит?

– Ничего, ничего страшного, – пролепетала она, склонившись над упавшим Пашкой. Тот опёрся ладонями о пол и приподнялся:

– Я люблю её и хочу быть с ней!

– Тебя не спрашивали, – Вик толкнул его ладонью и повернулся к Лексе: – Ты изменила мне с ним?! С попугаем?

Последнее слово он выплюнул с таким презрением, что Пашка оскорбился. С трудом поднявшись, растирая кровь по лицу, он боевым шаиди налетел на варвара, пытаясь ударить его в ответ:

– Я человек! Я не попугай! Меня преобразил этот мир, и теперь я имею право делать всё, что хочу, в том числе и любить Лексу!

– Ты не имеешь права даже смотреть на Лексу, а не то, что её любить!

– Где это написано?!

– А где написано, что всякие птицы могут претендовать на принцесс?!

– Не тебе судить из твоего неприсоединившегося мира!

– Не смей болтать своим грязным языком о моём мире!

– А ты видел мой язык, чтобы о нём судить?!

Лекса кипела внутри. Мало того, что эти самцы решают всё за неё, они ещё и делят её прямо в её присутствии! А она не кто-нибудь, не просто девица, а наследная принцесса Лесных Драконов, наследная принцесса Великих Огневых Драконов и вторая в очереди на трон огромной империи Эридан!

С одной стороны, конечно, приятно, что ни говори…

Но с другой… Никто не смеет решать за неё! Поэтому Лекса топнула ногой и крикнула:

– Немедленно прекратите орать!

Оба противника разом замолчали – скорее от неожиданности, чем от избытка послушания. Лекса смерила их злым взглядом и кивнула Пашке:

– Иди вниз и принеси вина! Да оденься, ради Виуза!

Парень хотел что-то сказать, но передумал и с достоинством удалился из комнаты. Вик раздул ноздри:

– Значит ли всё это, что ты мне изменила?

– Изменила? – медленно протянула Лекса, стараясь не дать выхода огненному комку ярости. – А что, разве ты признавался мне в любви? Ты просил меня стать твоей женой? Или, быть может, мы уже поженились, а я в разгар работы в таверне этого не заметила?

– Нет, но… – ответил Вик и вспыхнул: – Я хотел тебе признаться в любви, но… И я хочу, чтобы ты стала моей женой, но…

– Но! Одни но! Сплошные но! – Лекса обличающе ткнула его пальцем в грудь. – А Пашка безо всяких «но» сразу сказал, что он чувствует ко мне! И да, – она прищурилась, – у нас был секс! Восхитительный и с бабочками!

– С животным! Это кхаршасс, запрещено! – возмутился Вик. – Ты преступила черту, Лекса!

Она только вздохнула, закатив глаза, а потом сказала:

– Но ты, Вик, тоже занимался любовью с животным!

– Я-а-а? Когда это, интересно?

Лекса улыбнулась, развязав завязочки своей ночной рубашки, и ответила:

– Видишь ли, дорогой Вик, у нас, драконов Эридана, есть три воплощения. Первое – будничное, которое ты имеешь удовольствие созерцать в настоящий момент.

Она провела руками по бёдрам, по животу, до самой груди, коснулась своих сосков и накрыла их ладонями. Вик завороженно смотрел на это движение, не дыша. Лекса продолжила:

– Второе воплощение – парадное, и его ты тоже имел возможность увидеть.

Она выпустила крылья, позволила чешуйкам овладеть своим лицом и руками, и ногами. Вик вздрогнул, но мужественно выдержал.

– А третье воплощение – боевое. Но я не буду сейчас воплощаться, потому что слишком ценю порядок и мебель в этой маленькой комнатке. Однако именно в боевом воплощении я спасла тебя из озера от зубов маленьких хищных тварей.

Она удовлетворённо усмехнулась, видя, как Вик проглотил язык, и добавила:

– И да, в боевом воплощении я зверь, животное, как ты изящно изволил выразиться.

– Нет, я не то хотел сказать, – пробормотал Вик, пятясь под напором Лексы. Она фыркнула:

– Ты сказал то, что хотел сказать, а теперь тебе придётся с этим жить!

Дверь скрипнула, и Пашка в Лексином шлафроке протиснулся в комнату с бутылкой наперевес:

– Я считаю, что раи – лучший напиток, чтобы выкурить трубку мира… то есть, разломить хлеб… тьфу! В общем, вот.

Он сунул бутылку Вику и со стуком поставил бокалы на туалетный столик. Лекса осторожно заметила:

– Раи не женский напиток.

– Ничего, тебе как раз, – мстительно сказал Вик. – У нас в племени всё решают мужчины. И пьют крепкий алкоголь тоже мужчины.

– Я не мужчина, но… Наливай!

* * *

Этот вечер сохранился в памяти Лексы лишь частично. Она помнила, как все втроём спорили, перебивая друг друга, о верности и о той степени отношений, с которой можно считать некоторые вещи изменой. Потом пили за то, чтобы достичь согласия. Потом, вероятно, они этого самого согласия достигли, потому что поутру Лекса проснулась от того, что ей жарко.

Немудрено!

Она лежала головой на плече Вика, который обнимал её за шею, а сзади грел всё тело Пашка, прильнув к спине. Мальчики спали, тихонечко похрапывая. Лекса замерла, чтобы не разбудить их, и наморщила лоб. Что же случилось ночью, когда они опустошили бутылку раи?

Руки на её груди… руки на её бёдрах. Один член внутри, в глубине её тела, в самой чувствительной точке, а второй… во рту? Она облизывала его, как самый свежий побег маниншки, как самый вкусный ледовый фысс, она целовала и посасывала, как будто это были губы любимого. А вот чей это бы член – Вика или Пашки – Лекса не знала. Всё равно потом мальчики поменялись местами…

Они были такими разными, и секс с ними был разным. Вик был настойчив, напорист и резок, а Пашка – нежен и ласков. Припоминая детали, которые выплывали будто из тумана, Лекса улыбнулась довольно. В животе ещё чувствовалось томление после долгой ночи страсти и наслаждения. Закрыв глаза, Лекса потёрлась щекой о гладкую кожу на плече Вика, ощутила, как руки Пашки сжимают её талию чуть крепче, и подумала: ой как хорошо, что мальчики помирились! Ведь теперь они могут спать втроём каждую ночь, они оба будут любить её вместе, и не надо никуда скрываться и ничего делить.

Дверь скрипнула, открываясь, и Лекса открыла глаза. Кто смеет врываться без стука? Но, не успела она спросить или устроить гневную отповедь, как на кровать плюхнулась тяжёлая тушка большого рыжего кота. Эразмус потоптался по всем троим телам и удивлённо спросил:

– А что это вы тут вытворяете все вместе?

– Не твоё кошачье дело! – буркнул Вик, вытаскивая подушку из-под головы. Пашка сонно поднял голову и добавил:

– Иди жри вкусняшки на кухню!

Кот фыркнул, встопорщив усы:

– Я не по-онял! Вы что, решили подорвать устои традиционного брака? Э! Это же разврат! Содом и Гоморра!