— В качестве моей дорогой и любимой жены.

— Ого, какой ты скорый! У нас еще не было свадьбы.

— Свадьба — предрассудки.

— Ошибаешься. Каждая девушка, выходя замуж, хочет, чтобы у нее была свадьба.

— И ты тоже хочешь?

— Почему же я должна быть исключением? Конечно, хочу. А пока определи меня куда-нибудь на временное жительство.

— Трудновато. Гостиницы у нас еще нет. Но что-нибудь придумаем. Да вот: у Ивана Тимофеевича две комнаты и кухня. Он давно собирался привезти Ольгу, и как примерный муж, обо всем позаботился. Одну, я полагаю, они временно могут уступить тебе.

— Я их не стесню? Как же ты изменился за эти полгода. Тот же Александр Васильич и в чем-то не тот. Похудел, глаза ввалились. А, вот оно — сединка на висках. Правда, пока чуть заметная. Много работы?

— Хватает.

Пришел Буйный. Узнав, что Мельниковой негде остановиться, Иван Тимофеевич, без лишних слов взял чемоданы.

— Пойдемте к нам, Елена Васильевна. Здесь недалеко. И Оленька будет рада.

— Что я говорил? Забирай ее, Иван Тимофеевич, забирай. Сегодня отдыхай, Аленка, — Майский помог Елене одеться. — Выспись как следует. А завтра утром приходи сюда. Покажу тебе весь прииск.

— Хорошо, хорошо, — Мельникова подошла к Александру Васильевичу, быстро поцеловала в щеку.

— Сегодня у меня самый счастливый в жизни день.

И побежала догонять Буйного. Иван Тимофеевич легко шагал, держа в каждой руке по объемистому чемодану. Девушка догнала его уже на улице. С приездом жены Буйный словно помолодел, улыбка то и дело появлялась на его суровом лице.

— Уж как хорошо, что вы приехали, Елена Васильевна, — гудел он. — Опять все вместе будем. Мы ведь вроде как родные. И диво ли, столько лет вместе. Вы насовсем к нам?

— Насовсем, Иван Тимофеевич, насовсем. Я выхожу замуж.

— Ну да? — Буйный остановился и недоверчиво посмотрел на Мельникову. — За кого же, дозвольте узнать?

— А вы не догадываетесь?

— Догадываюсь, да только боюсь ошибиться.

— Не бойтесь. Выхожу за Александра Васильевича. Одобряете?

— Одобряю ли? Да мы с Оленькой только и мечтали об этом. Вот спасибо вам, Елена Васильевна. Так бы и расцеловал вас за такие добрые слова прямо на улице.

— За что же спасибо? — Мельникова звонко рассмеялась.

— Хороший он человек, Елена Васильевна, честный, прямой, работать любит. И вы такая же. Славная вы пара. А уж он-то, Александр Васильич-то, как вас любит. Я-то знаю. Не забудьте пригласить нас на свадьбу. Ох, и попляшем!

— Не забуду, Иван Тимофеевич. Вы мне будете вместо отца.

— С превеликим удовольствием. Александр-то Васильич помаленьку всех своих знакомых и товарищей перетянет в Зареченск. Вот и Алексей Филатыч Каргаполов заскучал в Новом-то. Он же здешний, вырос и жил здесь. А теперь вот сын у него в Зареченске комсомольский секретарь. Помните Петю-Петушка? Славный паренек. В отца пошел. Еще бы Никиту Плетнева сюда. Не видал я его давненько. Не знаете, как он поживает?

— С Виноградовым все по тайге ходит, золото ищут. По-моему, доволен — любит тайгу, в ней Никита Гаврилович как дома.

— Часто вспоминаю, Елена Васильевна, сколько мы вместе пережили. И, кажется, давно ли было? А годы-то бегут, бегут. Мы с Оленькой уже старики.

— Ну уж и старики. Оля так совсем не меняется.

Разговаривая, они подошли к большому дому, разгороженному на две половины.

— Вот здесь, стало быть, мы и живем.

Ольга, увидев их в окно, выбежала на крыльцо.

— Лена! Я же говорила, что тебе сразу надо было идти к нам. Заходи скорее. У нас тепло. И обед скоро будет готов.

Утром Мельникова пришла в приисковую контору. Был день получки, и около зарешеченного окна кассы толпились старатели. Проходя мимо них, Мельникова ловила на себе любопытные взгляды, слышала негромкий шепот.

— Кто такая? Артистка, что ли?

— Скажешь. Жена директора.

— Поди ты. Он холостой, точно знаю.

Майский ждал Елену, нетерпеливо расхаживая по кабинету. Он уже надел борчатку и шапку, готовый ехать.

— Здравствуй, Аленушка. Как отдохнула?

— Отлично выспалась. Устроилась хорошо. И теперь горю желанием посмотреть прииск.

— Тогда не будем терять времени.

Они прошли по коридору, и старатели опять разглядывали Мельникову, многозначительно перемигивались.

— Знаешь, за кого они меня приняли? — спросила Елена, когда вышли на крыльцо.

— Любопытно, за кого же?

— За артистку. Похожа?

— Вот не задумывался, — Майский остановился и посмотрел в лицо девушки очень внимательно. Только теперь заметил, что возле глаз у нее легли тоненькие, как ниточки, морщинки, румянец не такой яркий, а губы потеряли прежнюю свежесть. Да, Мельникова за эти полгода заметно изменилась, но была еще красива, и теплая волна нежности поднялась в груди Александра Васильевича. Он назвал эту девушку своей женой и радовался этому.

— Они правы, в тебе есть что-то такое, — Майский неопределенно покрутил пальцами. — Действительно, что-то от артистки… У нас тут в клубе комсомольцы ставят спектакли, классику даже. Не хочешь ли попробовать свои силы?

— Подожди, не все сразу. Дай осмотреться.

Федя ждал их. В легкую кошевку был впряжен Пегас. Конь застоялся и от нетерпения бил копытом, разбрасывая снег.

— Красивая лошадь, — заметила Елена. — Под седлом ходит?

— Не пробовал. Наверное, пойдет. Ты по-прежнему любишь верховую езду?

— Люблю. Это мое любимое развлечение и, пожалуй, единственное…

— Ну так ты будешь его иметь. Обещаю.

Он помог Мельниковой сесть в кошевку, заботливо укрыл тулупом и сам сел рядом.

— А куда ехать, Александр Васильич? — Федя с достоинством занял свое место и натянул вожжи.

— Сначала на «Комсомольскую», Федя. Да покажи Елене Васильевне, на что способен твой Пегас.

— А покажу, — Федя чуть привстал, лихо крутнул вожжами, гикнул, и конь помчал по широкой дороге.

Утро было морозное, но безветренное. В воздухе сверкала и переливалась тончайшая снежная пыль. Бледное солнце тускло проглядывало сквозь нее. Скоро зареченские дома остались позади, потянулось ровное чистое поле. Майский рассказывал Елене о задуманной им реконструкции старого прииска, о том, что уже делается, о драге, которая летом будет работать в Глухом Логу.

На «Комсомольской» они пробыли недолго. Майский договорился с Роем, что он даст часть людей. Как он и предполагал, начальник шахты охотно пошел навстречу желанию директора. Потом поехали на «Таежную». Мельникова задумчиво сказала:

— У меня такое впечатление, что этот твой Иван Григорьевич отдал бы всех людей, если бы ты попросил.

— Отдал бы, — согласился Майский. — Иван Григорьевич не дождется, когда можно будет уйти с шахты. Человек он больной, работает вяло. Я подготовил тебе другое место, но вот сейчас подумал, не сменишь ли ты его? Только честно предупреждаю: на «Комсомольской» ничего интересного. Шахта без особого будущего.

— Ты меня не торопи, Сашок, ладно?