с двумя гранеными стаканами, Карапетян уже откупорил бутылку, нарезал лимоны, разложив аппетитные кружочки на блюдце, которое отыскал на столе.

— Давай выпьем, товарищ директор, за дружбу. Нам работать вместе. Зачем будем ругаться? Не будем ругаться. Лучше будем дружить.

«Ага, — подумал Майский, — теперь понятно. Ты пришел мириться. Что ж, и у меня нет особого желания ссориться с тобой. Если… если будешь работать, как надо». Засмеялся, сказал:

— Знаете, Ашот Ованесович, у русских есть пословица: дружба дружбой, а служба службой.

— Какой ты, — поморщился гость. — Когда двое мужчин друзья, они должны выручать друг друга. У нас на Кавказе так.

— На Урале тоже так.

Карапетян до половины наполнил стаканы, один придвинул Майскому, другой взял сам и чуть приподнялся.

— За мужскую дружбу.

Даже на расстоянии чувствовался необыкновенный аромат вина. Видно, дядя Рубен знал, что прислать племяннику. Александр Васильевич выпил сразу весь коньяк и взял кружок лимона. Карапетян тянул вино маленькими глотками, щелкал языком. Когда его стакан опустел, он задумчиво пососал лимон и снова налил вина.

— Слушай меня, Александр Васильевич, ты хороший человек, я это вижу. Ты хороший работник, это я тоже вижу. И ты будь хороший директор. А этого я пока не вижу.

— Как вас понять, Ашот Ованесович?

— Ай-яй-яй! — покачал головой Карапетян. — Ты как совсем маленький. Я не буду думать, что ты не понимаешь. Ты хитрый человек, это я тоже вижу. Ну ладно. Хитрый — хорошо. Но почему ты не даешь мне работать?

Александр Васильевич пристально посмотрел на гостя.

— Вы хотите сказать — спокойно работать?

— Ай, зачем так, директор? Надо хорошо работать. Мы будем хорошо работать, тебе будет хорошо, всем будет хорошо. Зачем ты придумал реконструкцию? Кому ее надо? «Таежная» давала много золота. Теперь дает мало и потом будет давать еще меньше. У рабочих меньше заработки, им плохо, они недовольны. Я тоже недовольный.

— Ашот Ованесович, — Майский отодвинул стакан, — по-моему, сейчас не время и не место разбирать такие вопросы. Но если уж вы завели этот разговор, то вот что я вам скажу. Да, «Таежная» давала половину всего зареченского золота. Да, дела у вас шли лучше, чем у других. Но ваша шахта после реконструкции будет давать золота еще больше. Это проверено расчетами. И я далек от мысли, что вы этого не понимаете. Пусть сейчас заработки снизились и у рабочих и у вас. Это временно. Потом наверстаете. Я вовсе не против того, чтобы старатели хорошо зарабатывали, Ашот Ованесович.

— Ай, какой ты человек, — Карапетян закурил. — И ты кури, директор. Мы говорим, как мужчины, и надо курить. От табака голова будет светлой. Делай свою реконструкцию «Золотой розе», на «Комсомолке», но оставь в покое «Таежную».

В глазах Майского появился холодный огонек.

— Если ты пришел просить об этом, то зря. На «Таежной» тоже будет реконструкция, — тихо, но внятно проговорил он, впервые называя Карапетяна на ты. — Это не моя прихоть, этого требует дело. А ты, коммунист, не понимаешь. Удивляюсь. Слышать странно такое от коммуниста.

Ашот Ованесович нервно сдавил папиросу, избегая смотреть на Майского, сказал:

— Коммунист, коммунист. Зачем сейчас это слово? Мы пили с тобой за дружбу, директор. За мужскую дружбу.

— Но мы по-разному понимаем это слово.

Карапетян поднялся.

— Будь здоров, директор. Ты не понял Карапетяна, — залпом выпил свой коньяк и вышел из комнаты.

«Нет, каков гусь! — раздраженно подумал Александр Васильевич, глядя на дверь. — Будем друзьями, только оставь меня в покое. Не будет тебе покоя, Ашот Ованесович. Не будет…»

За окном стонал и завывал ветер. Поскрипывал плохо прикрытый ставень. Стекла до самого верха затянули морозные узоры. Александр Васильевич закурил и принялся ходить по комнате. Дым сизыми полосами тянулся за ним.

«Нет, каков! А я-то подумал, он случайно зашел. Мириться. Уговаривать меня пришел, вот зачем. И все заранее обдумал. Выпьем за дружбу…»

Партийное собрание проводили в клубе. По этому случаю зал был чисто подметен, скамейки аккуратно расставлены, горели все лампы. На сцене красовался длинный, покрытый красным сукном, стол. За ним сидел Слепов.

Люди быстро заполняли зал, рассаживались на скамьи, негромко переговаривались. Майский пришел одним из последних. Обоз, о котором он так беспокоился, только что прибыл в поселок. В пути несколько человек поморозились, их пришлось отправить в амбулаторию. Там обмороженными занялись Осип Иванович, Ксюша и Ольга Дымова.

Поднялся Слепов, глухо откашлялся, посмотрел в зал и постучал карандашом по графину, призывая к тишине.

— Начнем, товарищи.

Избрали президиум, и только тут Александр Васильевич увидел Земцова, поднимавшегося на сцену. Он догнал его.

— Петр Васильевич! Вот неожиданность. Какими судьбами?

— Самыми обычными. Ехал-ехал, и вот приехал. Оказалось, очень удачно.

Они сели рядом и, пока утверждали повестку собрания, тихо переговаривались. Потом председатель объявил:

— Слово для доклада имеет директор прииска товарищ Майский.

Александр Васильевич поднялся, прошел к трибуне, составленной из двух больших ящиков, прикрытых куском красной ткани. Положил перед собой блокнот и, озабоченно проведя рукой по волосам, поглядел в зал. Ого, сколько коммунистов. Это уже сила, и с ними можно делать большие дела. В первом ряду он увидел Карапетяна. Ашот Ованесович, заметив, что директор смотрит на него, поспешно отвел глаза. А на одной из последних скамеек, кутаясь в пуховый платок, сидела Елена Мельникова. Александр Васильевич улыбнулся ей, она поняла, что он увидел ее, и тоже улыбнулась.

Доклад Майский начал необычно и, может быть, поэтому сразу завладел вниманием.

— Только что, товарищи, в Зареченск пришел обоз с важным грузом. В пути пять человек сильно поморозились. Они отправлены в амбулаторию, и сейчас ими занимаются медики. Эти люди и все обозники, проделав длинный и трудный путь, не ропщут. Наоборот, они горды тем, что хорошо сделали свое дело. Таких людей, понимающих, что и для чего мы делаем, как я убедился, на прииске много. Мы переживаем сейчас трудное время — время реконструкции прииска. Вы знаете, что даст нам реконструкция. Старатели поняли это и мирятся с временными трудностями, со снижением заработков. Каждый день ко мне приходят рабочие, штейгеры, дают свои предложения, советы. Умные советы и дельные предложения. Это помогает лучше решить общую задачу. Но, к большому сожалению, есть и такие люди, которые не понимают…

— Не хотят понять, — громко сказал кто-то в зале.

— Да, это точнее, не хотят понять всей важности того, что мы делаем. И эти люди тормозят работу.

Карапетян зябко повел плечами. «Сейчас будет говорить про меня, — мрачно подумал он. — Скажет, как я просил не трогать «Таежную», или нет?»

Майский начал подробно обрисовывать состояние дел на каждой шахте. Говорил о том, что уже сделано