Александра между тем сидела, опустив голову и прикрыв лицо руками. Так прошла, кажется, целая вечность. Когда она наконец отняла ладони от лица и посмотрела на него, лицо ее было совершенно спокойным, как у человека, только что принявшего твердое решение.

– Антон Ильич.

– Да-да?

– Антон Ильич, вчера вы меня выслушали, выслушайте же и сегодня. Прошу вас, позвольте все вам объяснить. И если потом вы не измените своего решения, если снова ответите отказом… – губы ее задрожали, но она сумела взять себя в руки, – что ж, я смирюсь. Я приму ваш отказ. И не стану больше докучать вам своими проблемами.

– Что вы, вы не… вы мне…

– Спасибо, – произнесла она с такой благодарностью в голосе, что Антону Ильичу стало стыдно за свое малодушие.

Он и предположить не мог, что следующие два часа станут для него настоящим мучением. Поначалу он был само внимание и всем своим видом показывал, что готов выслушать и помочь. Однако следить за ходом рассказа становилось все труднее. Александра говорила складно, без запинок, словно читала заготовленный текст, но Антон Ильич ее не понимал.

Едва ему начинало казаться, что он уловил суть рассказа, как выяснялось, что речь идет совсем о другом, а то, что он посчитал главным, являлось всего лишь предисловием к основному сюжету Рассказ ее то и дело прерывался историями из прошлого, иногда из далекого детства, ибо сама она явно видела во всем этом какую-то связь. На Антона Ильича градом посыпались имена ее мужчин, родственников, коллег, подруг, школьных друзей, начальников и соседей по дому Она говорила не переставая, перескакивая с одного на другое, и, казалось, ничуть не заботилась об Антоне Ильиче, отчаянно пытавшегося поспеть за ее словами.

Не прошло и пятнадцати минут, как Антон Ильич почувствовал, что на него навалилась страшная усталость. За эти несколько минут он устал так, как не уставал за все пять дней рабочей недели. Голова гудела от напряжения, ноги отяжелели, заломила спина. Он заерзал на месте, пытаясь принять удобное положение и распрямить спину, и в конце концов, позабыв о вежливости, шумно вздохнул, откинулся в кресле и оттуда смотрел на Александру из-под очков молчаливым, ничего не значащим взглядом.

Она тем временем принялась перечислять фамилии людей, по всей видимости, известных специалистов, которых она посетила до того, как попала сюда. Затем последовало разъяснение точки зрения каждого из них на проблему Александры, затем мнение самой Александры на их точку зрения. До Антона Ильича то и дело доносились какие-то термины и слова, значения которых он не знал, из-за чего интерес к беседе у него пропал окончательно. Понять что-либо он больше не пытался. И поскольку с самого начала от Антона Ильича требовалось только одно – слушать, он больше не утруждал себя попытками вмешиваться в разговор и что-то уточнять. Похоже, и Александру это вполне устраивало. Лишь изредка она, заметив, как лицо Антона Ильича в очередной раз искажалось кривой полуулыбкой, прерывала свою речь и восклицала:

– Вы считаете меня глупой, да? По-вашему я поступила неверно?

На что Антон Ильич отвечал:

– Ну что вы, что вы. Вовсе нет.

И история продолжалась.

Через некоторое время настойчивый голос снова вырывал его из забытья:

– Антон Ильич. Антон Ильич!

– Да-да.

– Ну скажите мне, что я все сделала правильно! Я вас умоляю!

– Да-да, конечно. Вы все сделали правильно.

– Да? Правда? Вы правда так считаете?

– Ну конечно.

– Слава богу!

В желудке у Антона Ильича заурчало от голода. Не представляя себе, как прервать этот утомительный монолог, он украдкой потянул рукав свитера на левом запястье и посмотрел на часы. Еще не было и двух! Антон Ильич смотрел на часы и глазам своим не верил. Ему казалось, он просидел здесь полдня. Это не укрылось от зорких глаз Александры.

– Время? Мы уже заканчиваем?

– Да! – не раздумывая, выпалил Антон Ильич и вскочил на ноги.

Александра посмотрела на него несколько изумленно, но поняла, что Антон Ильич настроен решительно.

– Ну что ж, – сказала она, тоже поднимаясь, – большое вам спасибо.

– Ну что вы, – отвечал Антон Ильич, направляясь к двери и недвусмысленно давая понять, что разговор окончен.

– Я могу рассчитывать на новую встречу?

– Я одного не пойму, Тоша, зачем ты на следующую встречу согласился?

– Я не соглашался.

– Ну хорошо, почему ты не отказался?

– Ген, потому что я есть хотел.

– Причем тут это?

– Притом. У меня уже сил не было, Ген, понимаешь? Это ты привык к такому. А я с непривычки, знаешь, устал как собака. Если бы я начал с ней еще из-за этого спорить, она вообще бы никогда не ушла.

– Ну ты даешь! – Геннадий Петрович расхохотался. – И что будешь делать?

Антону Ильичу было не до смеха.

– Не знаю. Может, ничего не делать?

– Это как?

– Ну, не приходить в субботу? Постоит, подождет да и уйдет.

– И это говорит человек, который позавчера не мог ни есть, ни спать, лишь бы не заставлять ее ждать понапрасну!

Антон Ильич вздохнул. Ответить ему было нечего.

– Не уж, Тоша. Пойдешь в следующую субботу, встретишься с ней и расскажешь всю правду.

– Ген…

– Не спорь. Скажешь сразу все как есть. Она, конечно, расстроится. Выскажет все, что о тебе думает. Возможно, даже даст пощечину… – на этих словах Антон Ильич поперхнулся, но Геннадий Петрович продолжал. – Но это ничего. Ничего. Это расставит все по своим местам. А иначе что же это получается? Она станет тебя разыскивать, придет ко мне, шум поднимет. Ну ты сам посуди. Что я ей скажу? Я прекрасно знаю такого рода женщин. Чуть что не по-ее, такой скандал закатит, мало не покажется! И там уже не имеет значения, кто прав, кто виноват. Кстати, ты, надеюсь, денег с нее не брал?

Антон Ильич молчал.

– Тоша! Этого еще не хватало!

– Я-то не брал, но…

– Но?

– Она сама на столе оставила. Я только потом заметил, когда она ушла.

В следующее воскресенье, когда Антон Ильич заехал к другу, чтобы вернуть ключи, он выглядел намного лучше. Глаза его лукаво улыбались, и вид у него был весьма довольный. Он прошел на кухню, где Геннадий Петрович жарил что-то на сковородке к ужину, и спросил как бы невзначай:

– Ген, я возьму ключи на следующей неделе?

– Вот тебе на! Как это понимать?

– Ген, ну что тут понимать, ей-богу… так ты не против?

Геннадий Петрович закрыл сковородку крышкой, вытер руки полотенцем, развернулся и внимательно посмотрел на друга.