Как мне теперь Асе в глаза смотреть? Мне неприятно, и это еще очень-очень слабо сказано. Я понимаю, что не имею никакого права злиться. Ни на Асю. Ни на Рейнера. Но разумные выводы совершает сознание. А с чувствами что делать? Ими ведь так трудно управлять. Невозможно…

— Идем в душ, — на этом предложении, произнесенном самым обыденным тоном, словно просыпаюсь.

Выныриваю из топкого болота эмоций. Пытаюсь ответить столь же бездушно.

— Ты иди. Я пока конспект повторю.

— Обижаешься?

— Нет, — незаметно перевожу дыхание. — Зря я вообще спросила. Это… Это не мое дело, — сама себе киваю и, опуская взгляд, направляюсь к столу.

— Если спросила, значит, тебя это волнует, — прилетает сделанный Андреем вывод.

Дергаю кресло резче, чем следует, но опускаюсь в него с выдержанным спокойствием. Открываю тетрадь. Смотрю в нее и ничего не вижу.

Рейнер еще стоит. Чувствую, что смотрит мне в затылок. Что за человек… Ушел бы быстрее, я бы как-то переключилась. Так нет…

— Ты ответишь?

— Нет.

— Что нет?

— Разговор окончен, — заявляю с претензией на непоколебимость.

И вздрагиваю от неожиданности, когда Андрей подходит к спинке кресла. Толкает меня вплотную к столу и, наклоняясь, упирается в него ладонями.

— Отвечай, — требует, касаясь губами уха.

Ну и козел…

— Нет… Не волнует. Просто… Для меня подобное немыслимо… Вот и все… Уверена, ты и так это знаешь. Озвучивать что-то еще бессмысленно… Ничего не изменит ведь.

Уйди, Андрей… Уйди ты!

Вместо этого он еще ниже наклоняется. Касается щекой моей щеки.

— Пойдем со мной. В душ.

От приглушенной силы его голоса у меня по всему телу волоски дыбом встают, и разбегаются мурашки.

Язык от мозга отключается. Короткое замыкание и, как результат:

— Асю позови. Мне нужно заниматься.

Боже! Само ведь вырывается!

— Я не хочу ее, — смеется мерзавец. Губами шею терзает. Прихватывая, языком касается. Затем чуть отстраняется и, кажется, визуально мою дрожь прослеживает. — Хочу тебя. Только тебя. Ты — моя.

— Нет, я не твоя. Разве что, временно, — сдавленно вскрикиваю, когда он толкает меня еще ближе к столу. — Ты ненормальный?

Дышать не могу.

— Моя, — выдыхает, прикусывая щеку. Конечно же, мне не удается скрыть волнение. И дыхание срывается, и дрожью пробивает. — Я тебя застолбил.

— Ну… Очевидно, не только меня, — передергиваю его же слова.

— Я тебя застолбил и пометил.

— Что еще за мерзость?! — дергаюсь, но избежать его поцелуев не получается.

— Прекращай ревновать.

— Я. Не. Ревную, — вычерчиваю с рубящими расстановками между словами и бью ладонями по столешнице. — Не ревную!!!

Этот подлец смеется. Не прекращая облизывать и кусать мою шею, ныряет рукой под стол и нагло скользит ладонью мне между ног.

— Что ты делаешь? Отпусти! Сейчас же…

Конечно же, он меня не слушает. Творит, что вздумается. Подбираясь к развилке, оказывает давление, чтобы развести бедра.

Я резко вдыхаю и, словно перед прыжком в воду, задерживаю кислород в легких.

Да-а-а…

Он просовывает пальцы мне в трусы.

— Я тебя тоже ревную, — сообщает приглушенным хрипом. — Давно. Всегда. Зверски.

Оба стонем, когда он раздвигает мои половые губы. Он сдавленно и тихо, я погромче.

— Андрей… — прикусываю губы и зажмуриваюсь.

Внизу живота образуется жгучий узел напряжения. И Рейнер, конечно же, этим расчетливо пользуется. Продолжая неторопливо ласкать, не проникает внутрь и, тем не менее, овладевает всем моим существом. Склоняясь еще ближе, сковывает каждую частичку тела. Теплом и силой обволакивает.

— А сейчас, когда около тебя околачиваются все эти мелкие озабоченные студентики, пиздец как ревную.

Сердце стремительно набирает скорость. Разбивает ребра ударными ритмами. В ушах звонким гулом отбивается. Когда Андрей, собирая щедро выделенную взбесившимися гормонами влагу, подбирается пальцем к пульсирующему клитору, я рвано выдыхаю и сама развожу бедра на максимум.

Массирует и гладит. Ласкает осторожно и одновременно настойчиво. Целует и прикусывает шею. А потом… забирает руку. Толком не вижу, но понимаю, что… слизывает с пальцев соки моего возбуждения.

Боже…

Перевести дыхание не успеваю, как Андрей вновь ныряет ладонью мне в трусы. Вскрикиваю и шумно выдыхаю. Тону в ощущениях. Мне горячо, очень мокро, одуряюще приятно.

Начинаю ощутимо подрагивать. Сознание плывет. Он все ласкает и давит… Точка, точка, точка… Всем телом напрягаюсь, готовясь взорваться от сладкой лавины наслаждения.

Но Рейнер, убирая руку, снова обрывает это сумасшествие.

Я разочарованно выдыхаю и негодующе стону. Пока он рывком выдергивает кресло из-за стола и разворачивает его вместе со мной к себе, закипаю от неудовлетворения. Растерзал ведь… Распалил внутри меня пламенище…

— Зачем ты… — слова убегают, когда взгляд натыкается на внушительный бугор, натянувший темную ткань спортивных мужских брюк.

— Снимай. Все.

Жестом на платье указывает и сам стягивает через голову футболку.

— Тата, — не терпится ему.

Мне тоже.

— Сейчас…

Раздеваюсь, конечно. Поднимаясь, как Андрей и просит, полностью обнажаюсь. Он ставит меня коленями на кресло. Просит упереться грудью на спинку. Давит ладонью на поясницу. Машинально прогибаюсь, выпячивая к нему зад.

— Красивая моя. Моя.

Волосы рукой сметает. Дергает ближе за бедра. И, наконец, заполняет мое изнывающее от желания лоно своим напряженным членом. Удовольствие распирает изнутри еще до того, как Андрей двигаться начинает.

Пытаюсь себе напомнить, что все происходящее — вынужденное и временное. Проставляю теги в поплывшем сознании…

— Девочка моя…

— Не твоя… Все это не по-настоящему…

— Девочка нарывается.

— Девочка играет отведенную ей роль…

Ни в какие ворота эта отмазка не проходит, когда он толкается. С размахом хлестко врывается и обратно подается. Выравнивая ритм, двигается мощно и быстро. Я взвиваюсь. Вздрагиваю. Трясусь. Всхлипываю и стону.

— Девочка. Моя. Только моя. Навсегда.

Я не могу уцепиться за последнее. Точнее, цепляюсь, но эффект получаю обратный тому, на который рассчитываю. Секс — не любовь… Я большая девочка. Не дура. Понимаю. Но этот страстный и хриплый шепот сминает мне душу.