Они сказали «извините».

Они сказали «нет».

Это означало, что машина Northern Rock заглохла.

Это было в августе 2007 года. Northern Rock отправился в свободное падение.

Он падал все ниже и ниже, в глубокую черную дыру, сжигая в процессе падения деньги.

Банк Ридли вместе с другими банками оказался заложником собственной стратегии. В итоге Банк Англии выделил Northern Rock заем для возмещения ущерба.

Одиннадцатизначную сумму.

Примерно в это же время у Мэтта появилась идея написать книгу. Он назовет ее «Рациональный оптимист». 

* * *

Мы с Мэттом договорились встретиться в кондитерской возле отеля Ritz в Лондоне.

По дороге я думаю о том, что пережил Мэтт, когда его банк рухнул. Судорожные попытки выкарабкаться. Снижение процентных ставок. Снижение процентных ставок до минимума. Снижение процентных ставок до нуля. Деньги утекают как вода.

Потом, в апреле, предупреждение от Банка Англии: «Участники могут пострадать от резкого снижения рыночной ликвидности».

Май и июнь. Снова попытки выкарабкаться. Июль. Вроде удалось за что-то зацепиться. Но потом прохудились ОДО-пакеты. Хедж-фонды, финансовые компании и инвестиционные банки начинают терять деньги. А Northern Rock срочно нужен заем!

Но Northern Rock не может получить его.

Ридли в отчаянии. Его банк обращается к Банку Англии и… каким-то чудом получает заем.

В СМИ просачиваются новости о том, что Northern Rock в беде и ему нужна помощь. Долги. Зависимость. Northern Rock надо отправить на реабилитацию.

Конфиденциальность – основа основ в банковской сфере. Если вы банкир, то никогда не признаете, что в беде. Вы никогда не признаете, что вас гложет страх. Вы никогда не признаете свою слабость. Банкир должен быть сильным и твердым как скала. В августе 2007 года Northern Rock не был скалой.

Все это просачивается в печатные СМИ и даже на ТВ. В одном из выпусков новостей сообщают о том, что Northern Rock идет ко дну. Репортер – Роберт Пестон. И все это смотрят тысячи людей, и у них, клиентов Northern Rock, возникает мысль: срочно бежать в ближайший филиал и снять со счета все, до последнего пенни. И они это делают. Такое «нашествие» на британский банк происходит впервые за 130 лет.

И все это показывают по ТВ.

Поэтому теперь у Northern Rock деньги действительно утекают как вода.

Миллионы! Десятки миллионов!

Представьте себя на месте Мэтта. Но самое страшное то, что ему предстоит отчитаться перед Специальным парламентским комитетом. Это равносильно тому, чтобы предстать перед судом. Мэтт прибывает на свой судный час в траурном одеянии: черный костюм, белая рубашка, темно-синий галстук. Лысеющий очкарик. Он садится за стол, понурив голову и всем своим видом изображая стыд. Мэтт был похож на неудачника, стоящего на краю обрыва и заглядывающего в пропасть.

Сотни миллионов!

«Инквизитор» – Джон Макфолл. Хитрая лиса. Уроженец Глазго. Он обрушивается на Мэтта с уничижительными речами:

– Вы ознакомились с отчетом Банка Англии? Как вы поступили? Смею предположить, доктор Ридли, что вы потерпели фиаско. Вы не предприняли успешных корректирующих действий. Банк Англии вынес вам предупреждение.

Макфолл продолжает:

– Теперь о резком снижении рыночной ликвидности. Это было в апреле. Все предпринятые вами с апреля по десятое августа действия, похоже, никак не повлияли на ситуацию, в которой вы оказались.

Мэтт, запинаясь, начинает что-то объяснять, но Макфолл его обрывает:

– Доктор Ридли, ваши объяснения здесь неуместны. Вы говорите нам, что это было непредсказуемо, однако Банк Англии еще в апреле проинформировал вас о ситуации. Вас предупредили.

– Нас не предупреждали о полном замораживании всех мировых ликвидных рынков, – успевает вставить Мэтт.

– Послушайте, – перебивает Макфолл, – давайте я вам просто еще раз это зачитаю.

Мэтт сидит на краю пропасти. Что еще он может сказать? Что обмен – это «добро»; что деньги совершенствуют обмен, следовательно, деньги – это тоже «добро»; что обмен способствует развитию специализации, специализация способствует развитию инноваций, а инновации способствуют развитию обмена; что это автокаталитический, или самоускоряющийся, процесс вроде ядерной реакции, который делает нас богатыми, превосходя самые безумные амбиции наших предков? Мэтт готов был сказать, что все это происходит не благодаря усилиям политиков, а благодаря тому, что когда-то, примерно 15 тысяч лет назад, какой-то талантливый и умный рыбак увидел возможность улучшить ситуацию; потом появилась торговля, потом – деньги, потом – банки, и сейчас банки помогают людям покупать жизненно важные вещи, такие как жилье, одалживая им деньги. Не все так гладко, господин Макфолл. Представьте, что вы создали машину, торгующую деньгами и функционирующую по принципу «точно в срок». Эта машина использует в качестве топлива краткосрочные займы хедж-фондов и инвестиционных банков. Она работает как часы благодаря безупречному финансовому инжинирингу и может остановиться только в случае наступления форс-мажорных обстоятельств, а именно: в случае полного замораживания мировых рынков ликвидности. Сколько раз за нашу с вами бытность возникали такие обстоятельства? Один.

Но Мэтт ничего такого не говорит. Мэтт слушает. Макфолл продолжает на него наезжать. Мэтт выглядит неважно. Через несколько дней после обвинительного приговора он уходит с поста управляющего Northern Rock.

Закончив одну главу своей жизни, Мэтт начинает другую и садится писать книгу «Рациональный оптимист». Будучи фанатом творчества Ридли, я покупаю ее, как только она появляется в продаже, проглатываю за два дня и нахожу блистательной: она пробуждает в моем разуме искры света.

Считаю ли я, что Мэтт прав и что у нас есть повод для оптимизма относительно будущего человечества?

Я хочу, чтобы он был прав.

Но одна вещь не дает мне покоя. Надо будет спросить его о ней. 

* * *

Я захожу в кондитерскую. Там шумно. Официантка снует между столиками с подносом десертов. Кофе-машина шипит, как «Летучий шотландец»[3]. Я держу в руках диктофон. Мэтт сидит спиной к залу. На нем рубашка с широко расстегнутым воротом и слаксы. Я сажусь напротив.

– Какой чудесный день, – говорит Мэтт. – Может, пойдем в парк и съедим по мороженому?

Но в итоге мы решаем остаться в кондитерской, заказываем кофе.

Потом я завожу разговор о том, что не дает мне покоя.

– Всего одна вещь, – говорю я, чувствуя себя лейтенантом Коломбо.

Стоп-кадр. Мэтт смотрит на меня. Я поднял указательный палец.

Вещь, которая не дает мне покоя, – это один вполне конкретный аспект обмена.

Еще в далеком прошлом мы начали обмениваться друг с другом вещами, ведя мысленную запись того, кто, что и кому должен. Это замечательно. Это сделало нас богатыми, потому что способствовало развитию инноваций. Потом мы начали использовать деньги, и это тоже замечательно, потому что они помогают обменивать одни вещи на другие. Денежный обмен намного лучше и эффективнее натурального.

Когда люди обменивают вещи на деньги, они торгуются, предлагают разные денежные суммы, договариваются