о цене, что ведет к целой цепочке событий. Цена же говорит нам о ценности товара по отношению к деньгам и другим товарам.

Итак, деньги позволяют нам устанавливать цены, а цены дают нам представление о том, чего хотят люди и что им нужно. Цены – это отражение реальных желаний и потребностей людей. Они радикально меняют природу человеческого взаимодействия. В силу привычки мы часто этого не замечаем.

Однако меня смущает не появление цен, или, выражаясь экономическими терминами, ценообразование, которое означает лишь перевод всего в денежный эквивалент. С этим мышлением мы, человечество, живем уже достаточно долго.

Мой дом в четыре раза дороже Ferrari; мой обед обошелся мне, как два билета в кино; я могу слетать в Барселону по цене пары джинсов; хороший футболист стоит столько же, сколько картина «старых мастеров».

Ценообразование обладает еще одним удивительным свойством. Как мы уже видели, оно создает рынки, делает всех нас покупателями и продавцами. Оно помогает нам понять, что и по какой цене мы могли бы продать, а также что конкретно мы можем позволить себе купить. Таким образом, ценообразование сводит нас друг с другом, удовлетворяя наши коллективные запросы, или, выражаясь экономическими терминами, регулирует спрос и предложение. Его посыл заключается в том, что если мы хотим заработать денег, то должны думать о других людях. Иначе говоря, чтобы убедить людей расстаться со своими деньгами, надо сфокусироваться на их потребностях. Это одна «наживка». Другая «наживка» – это желания людей. (Об этом позже.)

Еще один важный момент: ценообразование не просто создает рынки – оно создает саморегулируемые рынки. Представьте себе крупный город, жители которого пьют много сока. Другими словами, в городе Сочном большое количество потребителей сока. Это стимулирует появление большого количества продавцов сока и поддерживает стабильные цены на сок: скажем, 1 фунт стерлингов за пакет. Если кто-нибудь попытается поднять цену до 2 фунтов, люди просто пойдут к другому продавцу.

А теперь представьте, что в городе Сочном произошло наводнение. Река вышла из берегов. Все торговые точки затоплены. Весь сок пришел в негодность. Люди оказались заложниками стихии на верхних этажах своих домов без запасов сока. Потом кого-то осеняет идея. Господин Шарп живет в нескольких милях от города Сочный. Он идет в супермаркет, покупает 100 пакетов сока, арендует моторный катер и курсирует по затопленному городу, продавая людям сок через окна их домов. Люди испытывают такую жажду, что готовы платить за пакет сока 10 фунтов.

Но что означают эти 10 фунтов? Это сигнал. Сигнал о том, что жители города Сочный испытывают потребность в соке: мол, организуйте поставки сока в город Сочный – и будете купаться в прибыли! В итоге появляется вторая волна продавцов сока.

Конечно, они обогащаются меньше, чем господин Шарп. Чем больше на рынке продавцов, тем больше они вынуждены снижать цены. Поэтому цена на сок падает – сначала до восьми, потом до пяти, а потом до четырех фунтов за пакет.

В общем, ценообразование не вызывает у меня вопросов. Даже откровенно спекулятивные рынки, такие как город Сочный – в реальности Новый Орлеан после урагана «Катрина», – являются саморегулируемыми. Спрос рождает рост цен; высокие цены привлекают на рынок новых продавцов; предложение растет, цены падают. Деньги выступают в качестве посредника между предложением и спросом.

Товарообмен – это «добро». Обмен товаров на деньги – это «добро». Следовательно, деньги – это «добро».

С этим мне все понятно.

А что же происходит, когда люди обменивают деньги на деньги? Когда люди обменивают один вид денег на другой (торгуют валютой или финансовыми продуктами, такими как акции или ценные бумаги), рынки не являются в таком случае саморегулируемыми. Они неустойчивы, непредсказуемы и опасны.

Они подвержены образованию «пузырей» и краху.

Когда люди торгуют деньгами, они становятся безрассудными. Подобно альпинистам, зацикленным на вершине, они видят только возможность. Они уподобляются Джо Симпсону на Сиула-Гранде. Они уподобляются Мэтту Ридли и его банку.

А потом, без предупреждения, все резко меняется. Зацепившись за ледяной уступ клювами ледорубов и шипами ботинок, они смотрят на разверзшуюся под ними бездну и видят только опасность. Внезапно, без предупреждения, у них стынет в жилах кровь.

Деньги – странная вещь. Они могут горячить кровь. Они могут остужать кровь. Они лишают нас рассудка. Они нас одурманивают.

Они одурманивают банки. Одурманенные банки видят, как им кажется, беспроигрышные ставки и одалживают все больше денег, чтобы ставить их на кон. Они создают «пузыри» и идут к краху. Центральные банки печатают новые деньги. «Пузыри» раздуваются еще больше. Крах становится все более масштабным.

Деньги тиражируются с угрожающей скоростью. Мы все еще сохраняем в них веру. Мы верим в тандем специализации и инновации, даже когда речь идет о деньгах.

Верим, что секрет процветания – это наша способность тиражировать деньги.

Но крах неминуем. Чтобы возместить потери, центробанки напечатают слишком много денег – и… В скором времени мы утратим веру.

Мы перестанем верить во все это.

Вот что не дает мне покоя.

Перенесемся на 300 лет назад, к моменту зарождения современных финансов. Первая страховая компания, Lloyds of London, открыла свой офис в 1691 году. Первый центральный банк, Банк Англии, был создан в 1694 году. Первые государственные облигации были выпущены в 1694 году. Лондонская фондовая биржа начала свое существование в 1698 году.

События развивались стремительно. Люди быстро обогащались. Появлялись «пузыри». Крах следовал за крахом.

Представьте себе мировую экономику в виде собаки. Собака олицетворяет людей, торгующих вещами, а ее хвост – торговцев деньгами, или современные финансы.

Собака неподвижна. Хвост подвижен.

Тем не менее хвост пропорционален сложению собаки.

А теперь взгляните на современную экономику. Собака стала намного больше, но и хвост значительно вырос, преодолев нормальные пропорции.

Хвост подвижен.

Он управляет нашим мышлением. Он колонизировал наши умы.

Вот что не дает мне покоя.

Давайте нажмем кнопку «Пуск».

Я смотрю на Мэтта. Я поднимаю указательный палец. Я не провожу аналогию с собакой, но вкратце излагаю то, что не дает мне покоя.

– Рад, что вы затронули эту тему, – кивает Мэтт.

Он говорит, что согласен со мной и что у него тоже был «момент подобного озарения по дороге в Дамаск».

Озарение снизошло на Мэтта после его ухода из Northern Rock, когда он слушал выступление лауреата Нобелевской премии Вернона Смита.

Смит, экономист и ученый, занимавший почетные должности в Стэнфордском университете и Калифорнийском технологическом институте, получил Нобелевскую премию за лабораторные эксперименты по исследованию рынка. В ходе этих экспериментов он выяснил, что рынки, где торгуют деньгами или активами, являются неустойчивыми, а рынки продуктов и услуг – «гамбургеров или стрижек» – устойчивыми.

– Процесс поставки кофе с бразильской плантации до этой чашки работает невероятно