Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он говорит также о рынках товаров и услуг – о «собаке», а не о «хвосте»:
– Со временем товары и услуги значительно дешевеют.
Это один из основных тезисов «Рационального оптимиста»: за последние несколько столетий почти все значительно подешевело в смысле реальных затрат времени и труда. Иными словами, чтобы что-то купить, нам нужно все меньше и меньше работать.
– Процветание, – пишет Мэтт, – это просто сэкономленное время.
А мне он говорит:
– Возьмите мой пример с электрическим освещением.
В «Рациональном оптимисте» Мэтт приводит массу примеров того, как со временем жизнь меняется к лучшему. Жители Ботсваны сегодня богаче, чем жители Скандинавского полуострова в середине прошлого столетия. Китайцы «в десять раз богаче», чем они были в 1955 году, а их средняя продолжительность жизни увеличилась на двадцать восемь лет. Всего полвека назад унитазы, телефоны, стиральные машины, холодильники и телевизоры были только у состоятельных людей в богатых странах. Сегодня эти вещи есть почти у всех, даже у самых бедных слоев населения и безработных.
А все благодаря «собаке», которая способствует развитию инноваций, повышает эффективность и экономит время – время на конструктивный анализ ситуации и изобретение инструментов.
Лучший пример «собаки» – это электрическое освещение.
В «Рациональном оптимисте» Мэтт задается вопросом: сколько надо работать, чтобы купить час искусственного освещения? Во времена расцвета Вавилона, в эпоху масляных ламп, для этого требовалось 50 часов – искусственное освещение было только для богатых; в 1800 году, в эпоху сальных свечей, – 6 часов; в 1880 году, после изобретения керосиновой лампы, – 15 минут; в 1950 году – 8 секунд; в наши дни – 0,5 секунды.
Вот что такое «собака». С ней у меня проблем нет. У меня проблема с «хвостом» этой «собаки»: он сейчас манипулирует ею. Я не экономист, но уверен, что именно поэтому происходят – и будут происходить – экономические кризисы, обвалы рынков и крахи банков и компаний.
И они становятся все более масштабными.
Мэтт заводит разговор об этом.
– История рынков финансов и активов представляет собой этакое хали-гали. Постоянно… начиная с 1720 года… возникают «пузыри»…
Он на мгновение умолкает, мысленно возвращаясь к зарождению современных финансов и его первому крупному последствию – «пузырю» британской компании South Sea.
Люди скупали акции South Sea, что вело к росту цен, а это повышало спрос на акции, что вело к еще большему росту цен и еще больше повышало спрос на акции. Потом люди стали продавать свои акции, что привело к снижению цен, и это заставляло людей с еще большей прытью избавляться от своих акций, что привело к еще большему снижению цен.
Одержимые покорением вершины, люди взбирались на денежную гору, а потом посмотрели вниз и увидели бездну.
«Пузырь» лопнул, а за ним последовал финансовый кризис.
– В «Истории Англии» Маколея есть замечательный отрывок, – продолжает Мэтт, – где он говорит, что парламент, растерянно собравшийся в 1720 году после краха South Sea, был бы поражен нашим сегодняшним процветанием. Он пишет об этом спустя 110 лет как об «ужасном коллапсе» и из ряда вон выходящем явлении, но через несколько лет это явление повторяется.
Иными словами, «пузыри» и крах неизбежны. Однако со временем жизнь налаживается, и мы движемся дальше по пути прогресса. Мы обмениваемся товарами и услугами, мы изобретаем инструменты и технологии, мы освещаем свое жилье и свою жизнь.
– Я не знаю, как сейчас можно управлять рынками активов, не образуя «пузырей», – пожимает плечами Мэтт. – Я стараюсь не слишком распространяться о своем опыте с Northern Rock, – продолжает он, – но нас больше волновал кредитный риск, а не риск ликвидности.
Мэтта волновала платежеспособность людей, которым Northern Rock выдавал кредиты, а не платежеспособность банков, у которых он брал займы.
– Мы опасались совсем другого, – повторяет он. – Опасались мы главным образом сигналов, посылаемых вышестоящим регулирующим органом и Банком Англии.
Мэтт отмечает:
– Если вы дважды в год встречаетесь с людьми из Управления финансового надзора, которые не используют термин «риск ликвидности», а твердят только о кредитном риске, то, хотите или не хотите, вы начинаете следовать ценным указаниям.
Northern Rock следовал ценным указаниям. И потерпел крах.
Однако это в прошлом. Сейчас мы здесь, пьем кофе в кондитерской рядом с отелем Ritz. Процесс поставки кофе с бразильской плантации до наших чашек сработал невероятно хорошо.
Итак, к чему мы пришли? Невозможно представить мир без современной финансовой системы: кредитов, фондовых рынков, ценных бумаг. «Пузыри» и крах неизбежны. Мы должны с ними справляться. Вернон Смит убежден, что люди, пережившие «пузыри» и крах, становятся опытнее и мудрее. Они учатся быть менее безрассудными во время образования «пузыря» и менее малодушными во время краха.
– В итоге, – вопрошает Мэтт, – остается вернуться в 1830 год и отказать людям в займе на строительство железной дороги? Но это верх глупости, потому что инвестиции в строительство железной дороги окупятся с лихвой. Ответ должен быть следующим: заимствование денег у потомков, наших детей, есть на самом деле благо. Если инвестировать мудро.
У меня наступает очередной момент просветления.
– Если это… позволяет иметь больше времени! – выдаю я.
Мой мозг совершает логические операции.
– Вы берете время у своих детей, но в будущем вернете его сторицей, – говорю я.
– Точно, – кивает Мэтт, а потом говорит: – И это сногсшибательная… сногсшибательная модель процветания потомков, если все продолжается в том же духе.
Какое-то время он обдумывает последнюю фразу и добавляет:
– Они могут себе позволить выплатить этот огромный долг мелкой наличностью.
Мне нравится Мэтт. Он чертовски харизматичен. А еще я завидую его ясному мышлению, его эрудиции и тому факту, что он получил ученую степень, защитив работу на тему спаривания фазанов.
Какое-то время мы обсуждаем тему спаривания людей. Мэтт бросает очередную остроту о сексе, и у меня появляется идея.
Я делаю мысленную заметку.
Стоит жаркий день. Мы сидим на открытой террасе кондитерской. Я заказываю еще кофе. Мэтт заказывает мороженое. Мы продолжаем общаться.
Официантка роняет поднос. После мгновения тишины раздается грохот бьющейся посуды.
* * *
…Джо Симпсон болтался на склоне горы, в метель, со сломанной ногой, глядя в пропасть. Его напарник, Саймон Йейтс, находился на несколько десятков метров выше, изо всех сил пытаясь удержать страховочную веревку.
Но вес Джо тянул его в пропасть.
Саймон прикинул возможные варианты.
Сидя за кухонным столом своего добротного Йоркширского коттеджа, Джо говорит:
– Взгляните на ситуацию объективно. Саймон не знал, нахожусь я в одном метре от горизонтальной поверхности, или в пяти, или в пятнадцати. Но падение даже с пятнадцатиметровой высоты может быть не смертельным. Парашютисты ведь выживают, верно?
Мы