— отец улыбался, — я очень хотел, но не успел. Это их твой царственный дедушка лично покритиковал. Считаешь, он неправ?

— Хоть не убил, и то ладно, — вздохнул я.

— И не вздумай деду хоть какие-то претензии по этому поводу предъявлять! — Родитель был серьезен. — Старик за тебя очень переживает, как и мы все, только проявляется у деда это беспокойство вот такими вот способами.

— Да понял я…

— Все, мне уже бежать надо. Последние инструкции получишь от Прохора и Вани. И не забывай мне отчитываться сообщениями. Если что-то пойдет не по плану, звони.

— Так точно, ваше императорское высочество!

— Удачи!

Возбужденные Коля с Сашей убежали вслед за моим отцом, а в номере остались только мы с Прохором и Ваней. Не удержавшись, я решил спросить:

— Так что там такого произошло, что вас до сих пор так крючит?

Если воспитатель только поморщился и демонстративно отвернулся, то вот колдун нарочито стыдливо потупил взор:

— Ничего такого, царевич, просто попали под горячую руку императора, мол, испортили его любимому внуку первое свидание с будущей женой.

— А поподробнее? — Я еле сдерживал улыбку.

— Ну… — протянул Кузьмин. — Петрович стоял ближе к государю во время доклада цесаревича о произошедшем, за что первым и попал под царственные молотки. — Он тяжко вздохнул. — Думал, все, пиzдец пришел Петровичу, а потом и мне… Но государь, да продлятся годы его благословенного правления, проявил милосердие и отоварил меня даже меньше Петровича. — Колдун истово перекрестился. — Господь милостив! Слава богу, царевич, что наши с Петровичем отбитые внутренности остались при нас, а не разлетелись кровавыми брызгами по всей гостиной!

В голосе колдуна не чувствовалось и капли раскаяния, а виноват в этом был я, еще в Каннах приказав Прохору и Ване «забить» на эту ситуацию на фоне вполне адекватной реакции Сони на произошедшую неприятность.

— Ванюша, — я подмигнул Кузьмину, — а что это у нас Прохор такой смурной?

Колдун ухмыльнулся:

— А наш Петрович, имея тонкую душевную организацию, царственные пиzдюли воспринял как самую низкую оценку своей работы, мол, это несмываемый позор, такого, типа, у него никогда не было. Я пытался ему объяснить, что получить несколько раз в душу от самого императора — это, можно сказать, великая честь, вершина карьеры любого подданного Российской империи! А он мне не верит и продолжает блажить, что его репутация окончательно растоптана, а позор можно смыть только кровью.

Я с улыбкой посмотрел на воспитателя:

— Прохор, ты это серьезно?

— Более чем, — буркнул он.

— А вот я согласен с Ванюшей: государь не стал орать на вас с Ваней, как он это обычно делает в подобных ситуациях, потому что прекрасно знает, что вы оба и так осознаете глубину вашего проступка. Применив же физическую силу, государь фактически продемонстрировал вам степень своего доверия. Так что расслабься и признай — Ваня прав, тебе показали, что ты входишь в ближний круг, ближе уже некуда. Получается, раз доверия к тебе больше, значит, и спрос тоже выше.

— Такое себе оправдание… — опять буркнул Прохор, но я чуял, что настроение его постепенно пошло вверх.

Еще мне очень понравилось, что воспитатель совершенно не злился на колдуна, хотя именно непоседливый характер последнего и был главной причиной всей этой нелепой ситуации. Объяснил я это для себя следующим образом: в Каннах Прохор был главным, а значит, нес полную ответственность за действия своего подчиненного Ванюши.

Решив еще больше поднять настроение воспитателя, заявил:

— Ничего, стресс снимешь, когда мы Берлускони кошмарить будем.

Прохор аж подскочил:

— Лешка, да как я там стресс сниму? Основное веселье опять досталось проклятому Колдуну, а нам с тобой приказано только разговоры разговаривать!

— Можешь охрану князя вырезать, если тебе так хочется, — отмахнулся я. — Могу поспорить на что угодно, там одни патентованные подонки служат. В рапорте потом напишем, что ребятишки изо всех сил нарывались, и у нас не было другого выхода.

— Чтобы меня государь опять лично под молотки пустил за невыполнение приказа? — Прохор потер грудь. — Ну его к лешему…

— Извини, не подумал, — вздохнул я. — А больше мне в голову не приходит, в кого тебе можно в ближайшее время ножиком потыкать. Придется тебе как-то перетерпеть, папка. Но вот твоим физическим состоянием мне придется заняться прямо сейчас, чтобы бегунки к отъезду закончились. И не смей возражать! Поспишь в машине нормально, придешь в себя и в Геную прибудешь в прекрасном настроении.

— Мне нельзя спать! Я, на секундочку, всей операцией руковожу!

— Ежели что, мы тебя разбудим.

— Все равно!..

— Это не обсуждается.

Дав команду организму Прохора на восстановление, я повернулся к Ване:

— Аналогичная помощь нужна? Или сам?

— Сам, — отмахнулся он.

— Гелик свой дашь, чтобы я Прохора на заднем сиденье с комфортом разместил?

— Забирай, — он достал из кармана ключи и кинул их на стол. — И, царевич, ты это… Извини еще раз, что свиданку тебе чуть не испортил… Не со зла, а по недоумию.

— Нормально все, — улыбнулся я. — Отцу Владимиру сам задачу поставишь?

— Сам, — кивнул Ваня. — И ты это, царевич… Похоже, государь тебя сильно любит, раз на нас с Прошкой с кулаками кинулся.

На это я только усмехнулся…

* * *

В Геную наша группа выдвинулась достаточно скромным кортежем — всего два гелика. За рулем первого восседал Валера, заместитель подполковника Михеева, на пассажирском сиденье расположился я, а на заднем спал Прохор, которого пришлось слегка успокоить после его бегунков. Во второй машине за нами следовали Виктор из дворцовых, Алексей Петрович Нарышкин и батюшка Владимир, основной задачей которого являлось страховать меня от всякого рода неожиданностей в отсутствие Ванюши, группа которого следовала в Геную по морю на катере. Сделав несколько звонков своим великосветским друзьям и предупредив их, что буду только к вечеру, с огромным интересом уставился в тонированное окно гелика и принялся наслаждаться открывающимися великолепными пейзажами Лазурного берега. Через некоторое время молчание прервал Валера:

— Красота! — Он будто бы прочитал мои мысли. — Но в России все равно красивее.

— Согласен, — кивнул я, продолжая смотреть в окно. — Но здесь сейчас солнца гораздо больше, чем в Москве. А когда много солнца, у меня всегда настроение улучшается.

—