– Если каждый человек в моей стране сперва сочетается браком с богатой женщиной, а затем убивает ее и женится вновь, то чем же Португалия станет отличаться от Содома и Гоморры? – высказал свое мнение король.

– А если это все-таки правда? Неужели мало на свете ворожей, способных сделать красивое личико безобразным, а родящее поле бесплодным? – высказал свое мнение Альвару. – Что, если мы пошлем на эшафот невинных?

Тем не менее оставаться в стороне никто не захотел, и было решено вновь прибегнуть к услугам наиумнейшего дона Санчуса. Поэтому граф Альвару приказал мне опять облачиться в мужское и явиться в дом к дядюшке, для того чтобы изложить тому суть дела и в меру способностей и скромного дарования помогать в расследовании.

Принц Педру был безмерно рассержен и даже оскорблен поведением дона Перналя, посмевшего не только избавиться от безобразной супруги, но и ввести полюбовницу пред светлые очи своего короля, нагло утверждая, что черное – это белое. Инфант выпросил у отца грамоту для дона Санчуса, согласно которой на время проведения расследования тому давались неограниченные полномочия казнить, миловать, заключать под стражу и подвергать пыткам. Кроме того, на издержки дон мог взять сумму, превышающую годовой доход самого старого и уважаемого торгового дома в Лиссабоне.

Такая щедрость не была случайной. Дело в том, что женщина, арестованная по навету жуткой парочки, якобы виновная в злонамеренном колдовстве против жены дона Перналя, не выдержала пыток и уже на следующий день сдала своих соседок, обвиняя их в ведовстве и приверженности церкви еретического толка. А те в свою очередь пытались переложить ответственность со своих голов, сваливая вину на других. Так что за одну неделю в застенках оказалось более пятидесяти женщин, три из которых были заточены вместе с семьями.

Опасаясь, что аресты вот-вот примут стихийный характер, король торопил с началом следствия. Он был бы рад отпустить всех арестованных по домам, но некоторые из них дали показания против себя, а значит, отпустив их, король мог ожидать, что дело кончится самосудами.

Ситуацию обострило невиданное до этого землетрясение, вдруг разрушившее в одночасье половину Лиссабона, так что под обломками оказались сотни людей, тысячи же лишились крыши над головой и в ближайшее время должны были пополнить армию нищих. Конечно, разрушению подверглись в основном бедняцкие кварталы и доходные дома, которые строились «тяп-ляп» и где, ввиду дешевизны, проживала уйма народа. Королевский замок, равно как дворцы и дома знати, пострадали в меньшей степени. Тем не менее урон понесли все, а когда люди терпят убытки, они желают, чтобы им либо возместили их, либо наказали виновных. Поскольку же как раз перед землетрясением сделалось известно, что женщины, проходящие по делу колдовства над доньей Катариной Перналь, признали себя ведьмами и казнить следовало их.

Несмотря на то что моего сына держали где-то в провинции, я потребовала, чтобы Альвару немедленно послал туда гонца, дабы убедиться, что наш малыш жив. Однако мой господин, оказывается, уже сделал это за несколько часов до того, как спохватилась я.

Облачившись в мужской костюм, я вновь постригла уже начавшие отрастать волосы и принялась за дело, сначала отправившись в дом к главному палачу Лиссабона. Там, сославшись на близкое знакомство с семьей палача из Ковильяна, я выяснила, что все обвиненные в наведении порчи на девицу Тарсо, в замужестве Перналь, поначалу отрицали свою вину и сознались в содеянном лишь под нажимом. В том, что палач умеет вытягивать показания, я нисколько не сомневалась. Поэтому я показала грамоту, подписанную Афонсо Четвертым, и, представившись помощником дона Санчуса, приказала временно приостановить все допросы.

После этого я отправилась в Ковильян, прямехонько в дом к дону Санчусу. Надеясь поскорее добраться до места, я не жалела ни коня, ни приставленных ко мне по такому случаю телохранителей.

Землетрясение оставляло после себя не только руины и горы трупов, оно породило грабителей и душегубов, бродивших по дорогам в поисках наживы. Тем не менее до Ковильяна мы добрались с минимальными приключениями, и ровно через два дня ранним утром я стояла уже перед домом своего благодетеля.

Слава богу! Землетрясение почти не коснулось этого городка. Ничто не изменилось и в жилище дона Санчуса с того дня, как я была вынуждена покинуть его гостеприимные стены. На мое счастье, хозяин оказался дома и встретил меня с распростертыми объятиями.

Улыбаясь и стараясь подложить мне лучший кусок, Кларисса накрывала на стол. Андрес накануне уехал в соседний город за новыми седлами и еще не вернулся.

Я передала королевскую грамоту и рассказала все, что знала об этом деле. Слушая меня, дон Санчус то загорался как пук соломы, к которой поднесли огниво, то мрачнел, уткнувшись взглядом в какую-нибудь точку и не слушая меня.

Описывая свои разговоры с Катариной, я сказала, что мне сообщила об этом одна знатная дама, умоляя разобраться в происходящем. По ее мнению, красавица, которую представил двору дон Мигель, никак не могла быть его настоящей женой, с которой та дама свела дружбу.

Выслушав меня, дон Санчус начал задавать вопрос за вопросом. Я старалась ответить как можно точнее и правдивее.

– Ужасная, воистину ужасная история! – дон Санчус огладил бородку, по новой моде он стриг ее клинышком. – Для того чтобы доказать, что дон Перналь убил свою безобразную жену, следует предъявить суду труп. А его нет, и, скорее всего, проклятая парочка сделала все, чтобы мы его никогда не нашли. Каково?! – он встал и прошелся по комнате. – Какая наглость, черт возьми! Ну ладно бы женился на богатой уродине, завел красивую возлюбленную. С кем не бывает? Хорошо, я согласен даже – убил бы надоевшую жену… Но с невообразимой наглостью предъявлять любовницу в качестве жены?! Да еще и собственному королю?! Непостижимо!..

– Принц Педру тоже возмущен, – я ударила по столу кулаком, как это обычно делают мужчины. – Скажите, а вы уверены, что дон Перналь убил свою жену? Может, все же есть надежда?..

– Надежда? – дон Санчус посмотрел в мою сторону отсутствующим взглядом. – Судя по наглости, они уверены, что мы никогда не отыщем истинную донью Катарину Перналь. А стало быть, десять против одного – она мертва. С другой стороны – знатная дама, о которой вы мне рассказали, утверждает, что в девичестве донья Перналь жила в монастыре, где преуспела в изготовлении золотых кружев. Скажите, мой друг, в лавке вашего отца золотое кружево стоит больше, нежели обыкновенное?

Я развела руками: мол, какое же может быть сравнение.

– Я это к тому, что если дон Перналь хороший хозяин, стал бы он избавляться от такой мастерицы? К тому же, он не может не понимать, что, в случае разоблачения, уж лучше иметь в наличии живую донью Катарину Перналь, нежели ее труп. В конце концов, наказание за подмену и самозванство ничто в сравнении с наказанием за убийство!

Когда я рассказала о посещении дома палача и о задержанных женщинах, дон Санчус снова помрачнел и сказал, что дело разоблачения дона Перналя и его лжежены – для него лично на сегодняшний день есть единственное во всей Португалии дело. Дело его личной чести и достоинства!