Умывшись святой водой, надев под платье охранный пояс из церкви Святой Ангелики и залив в себя изрядную кружку крепкого вина, я явилась в гостиную, где уже ждала меня донья Перналь.

Подали печенье, но у меня комок встал в горле в присутствии этого исчадия ада. Разговор начался с традиционных приветствий и вопросов о здоровье.

Потом как-то неожиданно уродка начала рассказывать мне об имении своего отца, где она жила, и о женском монастыре, где училась плести кружева и вышивать золотом. Увлекшись, она показала мне свои великолепные манжеты, сделанные точно руками фей. С ходу я определила, какую цену можно было бы запросить за них в Коимбре и Визеу и созналась, что уже видела подобный узор в лавке моего отца. Я даже помнила фамилию поставщика.

Госпожа Катарина Перналь подтвердила, что среди монастырских мастериц она была первой. Что же до имени купца, выкупающего у матери-настоятельницы золотое кружево, то оно было ей прекрасно известно. Между делом она призналась, что дворянские грамоты ее отец купил ценой двух усадеб, но она не радовалась такому приобретению, так как поставщик кружева, скупавший в монастыре ее работы, мечтал жениться на ней, с тем чтобы вместе открыть собственную школу золотошвеек. Но их счастью не суждено было исполниться: ставший дворянином отец не захотел выдавать дочь замуж за простого купца.

Дона Мигеля она не любила, хотя и жалела, так как уже в первую неделю пребывания в Лиссабоне, заглянув в его счета, поняла, что разорение благородного семейства было подстроено. В несколько дней жена разобрала все бумаги и сумела доказать мужу, что все это время его безбожно грабили. Так что теперь получивший прекрасное приданое дон Перналь занимался тем, что возвращал свои собственные деньги, в чем была заслуга его безобразной и нелюбимой супруги.

Время прошло незаметно, и мы обе остались довольны общением.

На следующий день я уже не могла дождаться, когда можно будет вновь увидеться с Катариной. Мы встретились и отправились гулять по саду. Я была поражена тем, как много знала эта обиженная Богом женщина, какой она оказалась умной и сообразительной.

Постепенно я привыкла к ее маленькому росту и скособоченной спине. Что же до лица, так я считала его даже привлекательным. Особенно мне нравились ее огромные карие глаза в опушках густых ресниц, какие иногда встречаются у иудеек.

Через неделю я доверилась ей и призналась в рождении ребенка и получении дворянства. Донья Перналь выслушала меня со вниманием и затем предположила, что, насколько ей известно, род графов Альвару никогда не отличался глупыми делами и поступками, а значит, он будет заботиться о бастарде не менее, чем заботился бы о своем законном наследнике.

– В конце концов, вы же служете у его супруги и, должно быть, понимаете, что она может и не подарить графу долгожданного наследника, а значит, есть шанс, что незаконный сын в дальнейшем сумеет прибрать к своим рукам все имущество графов Альвару. Если же графиня все-таки родит здорового младенца, граф, скорее всего, все равно представит своего старшего сына двору, дав ему имя вашего покойного мужа. А значит, вернет его вам.

Я была в восторге!

Меж тем две недели, щедро отпущенные молодой семье Перналь, подошли к концу, и Катарина поселилась в недавно купленном в Корушах доме.

Прошел месяц.

По случаю приближающегося дня ангела короля Афонсу был объявлен праздник с турниром, танцами и пиром. Дамы шили себе новые платья, мужчины говорили лишь о вооружении и хороших конях. Турнир 1344 года должен был проходить особенно торжественно, так как на него съезжались готовые показать свое воинское умение рыцари и трубадуры не только со всей страны, но и из соседних держав. Все ждали праздника любви и красоты, со всей Португалии и Испании ко двору короля стекались гости.

И вот настал долгожданный час, когда вся знать, выстроившись у дверей в парадный зал, шла поздравлять своего короля. Слышался шепот придворных, все обсуждали друг друга. Новые прически, драгоценные мантильи, разукрашенные перьями и золотом веера, туфельки всех цветов радуги – любая вещь достойна была стать воспетой придворными трубадурами.

Молодой граф Альвару с супругой прошел в зал, высоко вскинув голову и гордясь грациозностью и миниатюрностью донны Литиции. Пропустив несколько грандов и грандесс, я направилась к трону, чтобы не задерживаться у него. Слишком много было гостей, слишком длинная вереница поздравлявших.

Низко присев в знаке глубочайшего уважения, я двинулась следом за своей госпожой, когда вдруг в воздухе прозвучали имена четы Перналь и в зал вошел дон Мигель, ведущий под руку статную красавицу, которая грациозно присела, поравнявшись с троном.

В этот момент по залу прокатился шепот, который стал усиливаться и наконец перерос в гул. Каждый говорил или возмущенно выкрикивал что-то свое. Кто-то переспрашивал – как была названа шедшая с доном Мигелем Перналь дама? Хотя все явственно слышали, что речь шла о безобразной Катарине. Кто-то полагал, что, должно быть, дон Мигель похоронил за месяц свою уродливую жену и женился во второй раз. Кто-то считал, что произошла ошибка и дон Перналь явился со своей сестрой, в то время как распорядитель торжеств назвал ту именем жены. Хотя все знали, что никакой сестры у дона отродясь не было.

Пораженный не менее прочих король был вынужден остановить церемонию и спросил у дона Мигеля, что за прелестная фея сопровождает его на праздник. Тогда без ложного смущения и суеты дон Перналь, подбоченившись, сообщил, что это не кто иная, как его жена. Та самая, кого прежде он представил двору как уродку. Его любовь, и только она, сумела разрушить колдовские чары, опутавшие Катарину еще в детстве. Теперь же колдовство разрушено, а он богат и весьма счастлив в браке.

– Этот прохвост, должно быть, закопал где-нибудь свою настоящую жену и теперь смеется над нами! – процедил сквозь зубы Альвару.

Несколько его друзей, стоявших поблизости от графа, признали это мнение единственным разумным объяснением происходящего. Тем не менее никто не собирался оспаривать услышанное и увиденное до того, как будут получены какие бы то ни было доказательства, что Заплатанный Рыцарь лжет. Так как нет на земле человека, который мог бы открыто признать, что не верит в колдовство и сомневается в силе дьявола, способного вырастить на ровной спине горб.

Наклонившись ко мне, Альвару попросил, чтобы я произвела проверку и поговорила с новоявленной грандессой. Что я и поспешила исполнить.

О, это оказалась хитрая штучка! Она встретила меня с распростертыми объятиями и даже припомнила малозначительные детали наших разговоров, снова пересказав историю жизни в монастыре. Но, несмотря на осведомленность, она была плохой актрисой. Я сразу же поняла, что самозванка знала обо мне со слов самой донны Катарины, место которой теперь заняла.

Заранее оплакивая госпожу Перналь, я вернулась к его сиятельству и пересказала ему наш разговор, сообщив, что эта дама может быть кем угодно, но только не донной Катариной Перналь.