– Кто ты такой? – спросил перво-наперво Дровосек, смерив меня недоверчивым взглядом.

– Раб божий и слуга Дьякона Магог, – ответил я, после чего представил остальных: – А это мои единоверцы Елам и Хет. Они помогли мне раздобыть для тебя картину.

– Как все, однако, любопытно складывается! – заметил на сей счет хозяин. – А куда же подевался этот ваш четвертый… как его… Цигун?.. Циан?.. Цефей?

– Возможно, ты имеешь в виду нашего единоверца Цефона? – Я насторожился, пытаясь понять, куда клонит Барклай. И откуда, черт побери, ему известно имя сектанта, который, по замыслу Дьякона, не должен был добраться до Чернобыля. Или все-таки должен был, и двое суток назад я неверно истолковал, казалось бы, совершенно очевидные факты?

– Да-да, о Цефоне я и толкую, – подтвердил Дровосек. – Так где же он, позвольте вас спросить?

– Цефон, царствие ему небесное, пал смертью храбрых вчера вечером, когда мы прорывались к Курчатнику, – ответил я, придав лицу и голосу скорбное выражение. – Он прикрывал нам спины и, к великому сожалению, был растерзан стальными тварями на подходе к тамбуру. – И, перекрестившись, подытожил: – Да упокоится с миром наш брат по вере Цефон в той многогрешной земле!

Липовые Елам и Хет все так же молча последовали моему примеру.

– М-да, и впрямь, чем дальше, тем все любопытнее и любопытнее… – Вопреки ожиданиям Барклай не стремился показываться нам на глаза, чтобы взглянуть на «Вирсавию» и самолично произвести ее экспертизу. Более того, складывалось впечатление, что в данную минуту она его вообще не интересовала. А интересовали Барклая почему-то мы. Вернее, тот из нас, кто здесь и вовсе не должен был сейчас находиться.

Но если мы вызывали у Дровосека подозрения, зачем тогда он нас сюда впустил?

(Что-то явно идет не так. Или я где-то напортачил, или в дело вмешался случай. Один из тех случаев, которые невозможно предугадать в принципе, если вы не владеете нужной для такого прогноза информацией. Подобное в моей работе случается. И не сказать, чтобы редко. Насколько бы аккуратным и опытным ни был водитель, его автомобиль не застрахован от прокола колеса и прочих дорожных неприятностей. Насколько бы тщательно ни просчитывал я свою тактику, мне приходится опираться лишь на те данные о противнике, какие я ухитрился добыть. Но даже, когда их бывает много, они все равно представляют собой лишь фрагменты общей картины, по которым я старательно пытаюсь воспроизвести ее целостность. Сделать это в общих чертах, как правило, удается, но вот с восстановлением мелких деталей в таком деле возникают трудности. И ладно, если все упущенные мной мелочи незначительны. Увы, бывает и так, что среди них оказываются ключевые подробности складываемого мной пазла.)

– Так что мы решим насчет картины? Она тебе нужна или как? – осведомился я, делая вид, что начинаю терять терпение. В действительности сейчас я был уравновешен и сконцентрирован, будто подкрадывающийся к жертве хищник. И пусть ее поведение меня настораживало, моя стая была готова к атаке, и отступление грозило нам куда большими потерями, нежели последний, стремительный рывок вперед.

– Разумеется, ваша картина мне нужна, если, конечно, это и впрямь подлинник, – ответил виртуальный Барклай. – И не только картина, но и вы трое мне также очень нужны. Точнее, не столько мне, сколько моему деловому партнеру Дьякону. Уверен, ему будет чертовски интересно узнать, как это вдруг один из его людей позавчера умер, а сегодня чудесным образом воскрес и выполнил порученное ему задание.

После этих слов голографическое изображение Дровосека сменилось огромным двумерным экраном. Он был разделен на четыре части, на которых демонстрировались фотографии растерзанного трупа в доспехах Пламенного Креста. Как стало понятно, одного и того же трупа, но запечатленного с разных ракурсов. Вид у него был весьма непрезентабельный. У мертвеца полностью отсутствовала левая рука и наполовину – правая нога, оторванная аккурат в коленном суставе. А вот голова и лицо оказались на удивление неповрежденными и легко поддавались опознанию. Настолько легко, что я моментально понял, чьи останки нам показывают.

Мои!.. Или, вернее, того праведника, который в данную минуту находился в «Ласточке» живой и ничуть не покалеченный…

Я всегда стремился максимально походить на тех людей, чей облик принимал. Но сегодня моя педантичность оказала мне медвежью услугу. Даже одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: кто-то из нас двоих – Магог или я – однозначно не тот, за кого он себя выдает. А поскольку первый был мертв и посему лишен всякой мотивации лгать, это обвинение автоматически переадресовывалось мне. И то обстоятельство, что я пришел в Чернобыль не с Деданом и Аркеем, а с неизвестными Еламом и Хетом, играло категорически не в мою пользу.

Мне хватило нескольких секунд на то, чтобы, так сказать, прокачать ситуацию. Как я и подозревал, нашу в целом добротную легенду сгубила досадная случайность: труп настоящего Магога. Вероятность того, что его обнаружат, была невелика. А что вдобавок его обнаружат праведники – и того меньше. Тела Дедана и Аркея, а также отстреленную нами ногу их единоверца мы обратили в пепел плазменной гранатой прямо на месте – возле Питерского тамбура. Унесенному гарпиями мертвому Магогу следовало, по всем предпосылкам, быть растерзанному в мелкие клочья где-то там же. Но вот незадача: авиаботы по какой-то причине его не растерзали, а лишь оторвали ему руку, после чего утратили интерес к жертве и бросили ее. И опять-таки в откровенно неудачном для нас месте. Магог не угодил в дебри автонов, где его вмиг обглодали бы скорги, и не затерялся в непролазных нагромождениях руин. Он, зараза, упал так, что вскоре был найден другими сектантами, которые, очевидно, наткнулись на него, когда шли куда-то по своим делам. Единоверцы немедля доложили о своей находке Дьякону, ну а тот, узнав плохую новость, сделал нужные выводы.

Конечно, четверка отправившихся за картиной сектантов могла погибнуть, не успев подать сигнал о помощи, по множеству причин. Однако Дьякон предположил наихудший вариант: проклятый Цефон почуял неладное и, убив своих спутников, дезертировал из рядов Пламенного Креста! Разумеется, пророка это несказанно взбесило. Но прежде чем выйти к единоверцам и публично предать отступника анафеме, Дьякон связался с Барклаем. И известил его о срыве сделки, прислав в качестве оправдания фото погибшего посредника – Магога; последнее свидетельствовало о том, что Дровосек его все-таки знал, а иначе зачем бы ему сдался снимок незнакомого мертвого сектанта?

А еще пророк не забыл наказать деловому партнеру, что если Цефон и впрямь не соврал насчет картины и рискнет спихнуть ее Барклаю, соврав, что послан к нему Дьяконом, то пусть Барклай заберет «Вирсавию» даром – в качестве компенсации за неустойку, – а дезертира захватит и передаст секте. Дровосек, которому эта услуга не стоила ни копейки, пообещал, что так и поступит.

И каково же, небось, было его удивление, когда сегодня утром к «Ласточке» подошли три праведника, один из которых, по заверениям Дьякона, был двое суток как мертв! И эти трое не только не походили на призраков, но вдобавок уверяли хозяина мини-форта, что доставили ему обещанную картину! Которая и так уже де-юре принадлежала Барклаю. И что ему оставалось делать? Конечно же, забрать «Вирсавию» себе, а принесших ее сектантов, согласно договору, взять в плен. И плевать, что среди них не было Цефона. Пускай пророк сам разбирается, кто из них отступник, кто – самозванец, а кто – воскресший мертвец. Главное – Дровосек выполнил… или, точнее, даже перевыполнил свое обещание Дьякону. А также окончательно прояснил вопрос с картиной, какой бы в итоге – фальшивой или подлинной – она ни оказалась…