Собственно говоря, самое главное, что из этого вынесла Ночная Сучка – указание получать удовольствие втайне. Зачем тратить столько усилий и нервов на попытки объяснить, и попытки понять, и мысли, мысли, мысли? Хотя бы на один день можно было просто забыться? Они были за городом, стоял чудесный, солнечный летний день, середина недели. Она даже прокатила мальчика на велосипеде, прикрепив к нему сзади голубую тележку, как мечтала задолго до того, как у нее появился ребенок, предаваясь идеалистическим фантазиям о материнстве. Такое мышление было намного лучше прежнего, и она не сомневалась, что муж тоже ее поддержал бы, и в этот момент, находясь в крепких объятиях неизвестности, она поняла, что хочет играть – по-настоящему играть – со своим сыном на детской площадке возле библиотеки в этот солнечный летний день. Конечно, она и раньше с ним играла, но все ее действия были вымученными, усталыми, поскольку она не могла избавиться от груза взрослой жизни и реальности. Но в этот день груз сполз с нее, легко, как шелковый халат, и вот она носилась по детской площадке, волосы развевались у нее за спиной, а мальчик визжал от восторга.

Вот он захохотал, стоя на маленьком железном мостике, просунув голову между перилами, и она бросилась к нему и жизнерадостно залаяла. Он повернулся и убежал. Чумазая девчушка в балетной пачке хихикала, стоя на ступеньках, ведущих в домик. Еще один маленький мальчик уставился на них в изумлении, раскрыв рот.

Гав! Гав! – Ночная Сучка облаяла обоих, отчего девчушка взвизгнула, а мальчик, которому было не больше полутора лет, тихо заплакал – а потом схватила своего сына и потащила по ступенькам вверх, вверх, вверх, на маленькую башню, с которой на землю круто спускалась извилистая красная горка.

Лови! закричал сын, и она плюхнулась на четвереньки и завыла, погналась за ним, и все ее движения были размеренными и точными.

Мама! воскликнул он, полувопросительно, полувосторженно, и она разразилась таким лаем и воем, что он завизжал от радости и скатился с горки, и она скатилась следом, по-собачьи тяжело дыша. Она гонялась и гонялась за ним по всей игровой площадке, сын вопил от счастья, другие дети тоже вопили или разбегались в ужасе. Вскоре вокруг нее собралась целая стая детей, требовавших, чтобы она гонялась и за ними, и она охотно гонялась, лаяла и высовывала язык. Дети, в свою очередь, тоже радостно тявкали, и вся площадка наполнилась визгами и воплями. Дети помладше, сидевшие в колясках или на коленях у родителей, удивленно сосали большие пальцы, потому что все происходящее не имело смысла для их маленьких умов, но зато бросало вызов всему тому, что казалось им стабильным и упорядоченным.

Та еще была сцена: сумасшедшая лающая мать и радостно вопящие дети. Девчушка в балетной пачке принесла отцу палку в зубах, немало его озадачив. Рыжий мальчик поставил грязные ладошки на чистую белую рубашку матери и, к ее большому возмущению, залаял ей в лицо.

Солнце садилось, и площадка все глубже погружалась в невиданное безумие: стая одичавших детей, бегающих, лающих, рычащих, жующих, и странная мать, заправлявшая всем этим, мать с длинными растрепанными волосами, лицо которой в сумерках, казалось, все сильнее и сильнее напоминало собачью морду.

Вскоре то ли родителям окончательно стало неловко, то ли дети устали и захотели спать, то ли пора было ужинать. Так или иначе, толпа детей редела и редела, пока не остались лишь Ночная Сучка и ее уставший мальчик, свернувшиеся в маленьком домике на площадке. Она чуть лизнула его в макушку, он в ответ лизнул ее руку и обнюхал лицо. Она была вся грязная, потная, разгоряченная. Мальчик закрыл глаза.

Она уложила его, полусонного, в тележку, закутала в одеяло, пристегнулась и закрутила педалями, направляясь домой. Но перед тем как уехать, она краем глаза заметила в тени домика маленькую птичку, которая прыгала близко, близко, слишком близко. Затем Ночная Сучка протянула руку, схватила ее одним ловким движением, таким быстрым и плавным, что сын даже не шевельнулся, когда она поднесла маленькое бьющееся тельце к груди и с почти бесшумным щелчком свернула птичке шею.

Они по полной загрузили расписание для мам, ускоренный курс для мам, если можно так выразиться. Книжные Малыши и детская площадка, а сегодня – неужели уже пятница?! какой прекрасный день! – они отправились в поход. На следующую неделю она запланировала игровую площадку в супермаркете, а потом тренажерный зал. Ночная Сучка составила план! Ее пределом было только небо – в буквальном смысле. В моду вошли Воздушные Малыши – полеты на воздушном шаре для самых маленьких, помогающие преодолеть страх высоты и полюбить небо.

Она была полна адреналина и уверенности в том, что знает, как будет лучше для ее ребенка, что ему нужно. Как мне стать еще идеальнее? – вот что ей хотелось узнать. У нее чуть не шла пена изо рта от усердия, так она хотела стать самой лучшей матерью на свете. Конечно, в этом тоже было что-то собачье, но она велела себе не задаваться этим вопросом и просто наслаждаться материнством.

У мальчика был насморк и небольшой кашель, и всю дорогу до парка, в котором проходил поход, чудесный маленький принц пинал спинку сидения, несмотря на ее спокойные просьбы прекратить и уверения, что это совсем не мило и не смешно и что он за это останется без мультиков – угроза, которую она приводила в исполнение очень редко, потому что ей тоже нравилось, когда мальчик смотрел мультики. Ей это нравилось, потому что она могла стоять возле кухонной стойки, есть намазанные маслом крекеры с кружочками салями и ни о чем не думать. Потому что могла очищать поры перед зеркалом с увеличительным стеклом на протяжении целой серии мультфильма о собачках, или могла, например, лежать на полу посреди гостиной, закрыв глаза, и не опасаться, что какой-нибудь человечек именно в этот момент плюхнется ей прямо на живот и повредит жизненно важный орган, или стукнется об нее головой, споткнется и плюхнется ей опять же на живот, или начнет плеваться в ее направлении, потому что это же замечательно, что тело может производить свою собственную жидкость! Ну ничего себе! Смотри, мама! Смотри!

Так вот, мальчик пинал спинку ее кресла, и она шипела, и очень скоро они приехали в парк. Она велела себе успокоиться, не злиться, не кричать и ни в коем случае не лаять, а мальчику сказала, что в походе нельзя играть в собачек, и он тут же расхныкался, потому что, само собой, он с нетерпением ожидал собачьих игр на открытом воздухе, в лесу! где так много запахов! и палок! и жуков! – мечта любой собаки.

Это действительно была только ее вина. Это она позволила сыну надеть новенький голубой ошейник с серебряной биркой, ярко блестевшей в солнечном свете и приятно позвякивавшей. Она позволила ему надеть ошейник и в машине, чтобы его порадовать, но не предупредила, что в походе аксессуар придется снять.

Она разрешила ему прикрепить и такой же новенький поводок, который регулировался с помощью кнопки, и опять же не предупредила, что это просто – во всяком случае, сегодня – игрушка, в которую можно играть в машине, но не стоит показывать ее обычным, на вид нормальным людям.

Мы же не животные, сказала она визжавшему мальчику, гладя его по голове. Он по-прежнему был пристегнут ремнями к автокреслу, и она склонилась к нему, стараясь закрыть собой его вопящее тельце.