— Это поэзия?

— Ты застряла между двумя мирами. Трудно устоять на краю забора, маленькая лисичка. — И они растворились, снова превратившись в лунный свет.

Я лизала рану на моем плече, пока от нее не запахло чистотой, а потом уснула. Утром я уже знала, как добраться до дома.

Каллиграфия и рисование в китайском и современном стиле.

Игра на тринадцатиструнном кото или на бива-флейте, игра на дудочке, хичирики, да и вообще любой флейте, заставляет меня выглядеть смешной и, что самое важное, полной дурой. Я пока не очень хорошо играю, а инструмент слишком хорошо передает все несовершенства исполнителя, издавая противные звуки.

Стихи. Мы вспоминаем известные стихи и используем их в различных играх: подбираем подходящее окончание к началу, выбранному наугад, или даже дописываем свои собственные окончания.

Го. Триктрак. Игра в кости. Ранго. Таги. Детские игры, вроде пряток.

Разнообразные соревнования. Мы выкапываем корешки и отбираем нужные по форме. Или мы смешиваем духи — самый сладкий аромат, самый резкий или самый мягкий. Или мы соревнуемся в том, кто больше соберет утиных перьев или любых подобных маленьких предметов. В столице, конечно, было веселее: там мы соревновались против мужчин, но даже здесь мы с моими служанками умудряемся что-то придумать.

Мы посещаем храмы, ходим к толкователям снов, расспрашиваем заходящих к нам странствующих монахов, если они не слишком неопрятные и не чуждаются человеческого общества.

Когда нет никаких запретов, я принимаю ванну, мою голову. Стригу ногти.

Онаге нравится переплетать листки лентами, хотя мне это занятие кажется утомительным.

Мы раскладываем платья, в соответствии с сезоном и нашими предпочтениями.

Мы делаем цветы из цветной бумаги.

Ухаживаем за садом.

Читаем моногатари-сказки. Иногда я мечтаю быть одной из героинь старых сказок.

На самом деле, несмотря на весь этот список занятий, моя жизнь не кажется такой уж увлекательной. Но это то, чем я могу заниматься в тех обстоятельствах, в которых оказалась.

Я проспала остаток дня, когда вернулась домой, и весь следующий день тоже. Я ничего не ела — даже тогда, когда Брат принес мне половину кролика. Я была так слаба, что едва могла выбраться из норы, чтобы оправиться и попить воды из ближайшего озера.

На вторую ночь Брат пошел за мной на маленькую полянку рядом с озером. Было темно, накрапывал дождь.

Он пригнулся к земле позади меня, в то время как я лакала бледно-зеленую воду.

— Ты заболела?

— Возможно.

— Дедушка говорит, что да. Но это не та болезнь, которой мы можем от тебя заразиться.

Я пила.

— Что произошло? Тебя ранили?

— Нет.

Я закрыла глаза и почувствовала прохладную пену на моих губах.

— Сестра! Скажи мне, что происходит! Как ты думаешь, как я себя чувствую, когда ты такая, как сейчас, потерянная?

Брат говорил и другие невыносимые вещи. Наконец он ушел. Я услышала, как шелестит трава. Стало совсем темно и на удивление холодно. Воздух сгустился, и образовался туман. Он был такой плотный, что я почти ничего не могла разглядеть. Но вверху я видела небо, темное, как печаль, и тонкий месяц луны. Я задрожала.

Я могла умереть. Я не понимала, как и почему, но я чувствовала это всем своим существом. Я знала, как пахнет смерть. Я достаточно часто убивала, чтобы знать. К тому же я помнила двух своих братьев: они были — и вдруг их не стало. Все очень просто. Я никогда не задумывалась о том, что нечто подобное может произойти со мной. И как это будет. Я старалась не думать о насмешках лунных лис — я вообще старалась ни о чем не думать.

Какое-то животное подкралось к кустику разросшейся травы и перебежало от него по короткой траве ко мне. Оно тяжело упало на землю позади меня и вздохнуло.

— Итак, — сказал Дедушка. — Ты пошла за ним, и что-то случилось.

— Да, там был нож… — Я запнулась, но потом слова полились из меня: собака и запах Кая-но Йошифуджи, когда я спала рядом с ним, нож и мой побег. Я снова плакала. Наверное, это было все, на что я тогда была способна.

— Это порез. — Он ткнулся носом в мою рану на плече, которая была почти не заметна под шерстью. — Это не страшно. Итак.

— Это не все. Он позволил им сделать это, ударить меня. Он не сделал ничего, чтобы защитить меня.

— И что?

— Но я люблю его!

— Ты — лиса. Животное.

— Что это значит? — спросила я.

— У вас нет ничего общего. С какой стати он будет любить тебя?

— Если мы такие разные, тогда почему я могу любить его?

— Иногда любовь — это на самом деле лишь любопытство. Преувеличенный интерес к другому.

— Он рисовал нас, — сказала я медленно. — Может, он нас любит? — У меня заболело в груди, когда я подумала об этом.

Он фыркнул.

— Если люди вообще умеют любить. Мы, лисы, знаем, что такое любовь. Но он? Мы лишь очередная вещь, которая его заинтересовала.

— Было еще кое-что, — сказала я, — когда я убегала. Я пришла к людскому месту — храму. И там были лисы. Они были сделаны из лунного света, они не имели запаха и говорили мне странные вещи.

— Ты видела их, — грустно сказал Дедушка.

— Ты тоже видел их?

— Когда я был молод, как ты. Да. Это лисы Инари.

— Они сказали мне, что Инари — это бог.

— Человеческий бог. Или богиня? Похоже, даже люди не знают этого. Он покровительствует всему — растениям, полям, урожаю.

— Почему они пришли ко мне?

— Кто знает? — огрызнулся он. — Почему ты у них не спросила об этом?

У меня не было на это ответа.

Иногда утром не хочется вставать. Зачем: все равно моя жизнь останется такой же, какой она была, когда я засыпал прошлым вечером. Зачем просыпаться? Зачем одеваться, завтракать, вести бессмысленные вежливые беседы, писать искусственные стихи? Ничто не изменится за ночь.

Когда меня одолевают подобные мысли, я предпочитаю сон бодрствованию и с радостью засыпаю снова. Во сне я держу свои сны крепко в руках. Они как невиданная рыба, которую я поймал в мутном пруду, такая красивая, что я плачу над ее переливающейся чешуей и ее полупрозрачными плавниками, так похожими на веера. В мой сон врываются чьи-то голоса, рыба выскальзывает у меня из рук и с плеском падает в пруд, в котором я ее поймал. Я тянусь за ней, стараюсь остаться во сне, но просыпаюсь.