Я перекусил, помылся и успел вздремнуть. Меня разбудил стук кошачьей дверцы, и вскоре появился опечаленный Джордж.

– Ты в порядке? – засуетился я, забыв о данном самому себе обещании.

– Я что-то устал, – сказал Джордж. – Пожалуй, пойду спать. На улице очень холодно.

Он показался мне разговорчивее, чем обычно, и я обрадовался, хоть и помнил, что не стоит торопить события.

– Ладно. Ты видел маму-Тигрицу? – как бы невзначай спросил я.

– Да, еще днем. – Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. – Пап, ей действительно не станет лучше, нет? – В его глазах плескалась грусть, и усы как будто поникли. Мое сердце разрывалось от боли, и мне отчаянно хотелось сказать ему в ответ то, что он хотел услышать, но увы.

– Нет, сынок, я так не думаю, – с тяжелым вздохом произнес я. К моему удивлению, Джордж подошел и ткнулся в меня мордочкой.

– А ты? Ты тоже собираешься меня бросить? – пискнул он.

– Нет, сынок, мы еще очень долго будем вместе, – ответил я и скрестил лапы в надежде и мольбе о том, чтобы это сбылось. Хотя нет, я знал, что так и будет. Я никуда не собирался уходить. Мне хотелось успокоить его, но только не лгать. – Знаешь, Джордж, я бы никогда не оставил тебя по своей воле, и мама-Тигрица тоже. У нее нет выбора, но я все еще здесь и буду рядом столько, сколько смогу. Я люблю тебя, сынок. – Я ткнулся в него носом и почувствовал его горе сквозь мех.

Я смотрел вслед Джорджу, который отправился к своему любимому креслу, чтобы вздремнуть, и у меня снова защемило сердце. Я подумал о том, что буду рядом с ним еще очень долго – не спрашивайте, откуда я это знал, просто знал, и все, – и дам ему столько сил и храбрости, сколько смогу. В конце концов, это то, что родители обязаны сделать для детей. Да, и еще постараться уберечь их от страшного старика, что живет в конце улицы.

Дождь лил как из ведра, но я пообещал себе, что обязательно зайду к Бачку узнать, все ли в порядке с Алексеем. К сожалению, никаких обнадеживающих новостей не поступало. Ситуация, по словам Джорджа, навещавшего Хану, оставалась без изменений. Джордж по-дружески поддерживал Хану, и их регулярное общение через стеклянную дверь помогало ей, как он считал. Я не вмешивался, давая Джорджу возможность почувствовать себя взрослым, но предупредил, что, если нужно, я с радостью приду на помощь. Он наслаждался дружбой с Ханой, хотя и расстраивался из-за того, что не мог толком видеть и слышать ее. Впрочем, эта проблема уже значилась в моем списке. Я чувствовал, что, если бы мне удалось организовать встречу Ханы и Джорджа нос к носу, это помогло бы ему пережить трудные времена. Я бы сделал все, чтобы облегчить страдания Джорджа от потери мамы-Тигрицы, и, хотя знал, что вылазка Ханы из дома не спасет моего котенка от горя, все-таки это лучше, чем ничего.

Больше всего меня угнетало чувство беспомощности. Я привык быть котом, который решает проблемы, чинит разбитые сердца, никогда не сдается, но тут вдруг оказался совершенно никчемным. Если ветеринар не смог вылечить Тигрицу, то и мне это не по зубам, и сознание собственного бессилия просто убивало. Мое сердце разрывалось, как и у Джорджа, но я ничего не мог поделать, и хотелось выть от боли. Все, что мне оставалось, это помогать другим, но этого было мало.

– Джордж! – позвал я. Он сидел на подоконнике и возил лапой по стеклу, гоняясь за каплями дождя.

– Да, папа? – отозвался он, но не обернулся.

– Я знаю, идет дождь, но мне нужно сходить к Бачку по делам Алексея. Не хочешь со мной? – Последовала пауза. Джордж, наклонив голову, как будто обдумывал мое предложение.

– Нет, спасибо, папа, – сказал он наконец. – Это довольно далеко, а мне еще нужно навестить маму-Тигрицу и Хану, так что сегодня я буду занят.

– Хорошо, сынок, пойду один. Если я кому-то понадоблюсь, скажешь потом, когда я вернусь. По дороге тоже заскочу к Тигрице, проведаю ее.

Джордж тяжело вздохнул.

– Ладно, пап, увидимся. – Он вернулся к прерванному занятию, давая понять, что разговор окончен.

Мне хотелось сказать что-то еще, но я не знал, что именно, поэтому подождал немного, потом повернулся и вышел из дома. По закону подлости день выдался на редкость дождливый, но серое небо вполне соответствовало моему настроению. Я не привык отступать и направился прямо к дому Тигрицы. Не увидев ее во дворе, я боднул головой кошачью дверцу, но та не поддалась. Видимо, хозяева снова ее заперли. Может, потому, что пришлось везти Тигрицу к ветеринару? Или случилось что-то страшное? Мое сердце забилось быстрее, и я побежал к передней части дома. Я заглянул в нижнее окно: там, в комнате, лежала Тигрица. Я вспрыгнул на подоконник, и она меня увидела. Она выглядела слабее, чем когда-либо, но ей удалось поднять лапу, и я ответил тем же. Как Джордж с Ханой, мы обменялись парой слов через стекло, и ветер унес их. Ее семья была с ней, в гостиной, там горел свет и пылал красный огонь в камине. Они сидели на диване. Я посмотрел на Тигрицу, беззвучно произнес: «Прощай» и неохотно оставил ее, чтобы она снова могла положить голову на лапы. Я лишь надеялся, что мы видимся не в последний раз. Я надеялся на это при каждой нашей встрече, но чувствовал, как она ускользает от меня, и знал, что потеря неизбежна.

Горе давило на меня тяжелым грузом, пока я пробирался к дому Франчески и Томаша на встречу с Бачком. Лапы как будто налились свинцом, голова раскалывалась, и боль бежала по всему телу. Мне было знакомо это чувство, я испытал его на собственной шкуре: разбитое сердце, худший недуг, который только может поразить кота. Но я упорно шел вперед, сражаясь с болью. Меня это даже отвлекало, хотя я то и дело начинал грустить при мысли о том, что мне вдруг понадобилось отвлечься.

– Бачок! – Я собрал остатки энтузиазма, приветствуя его. Он как раз перекусывал; слава богу, не грызуном, а какими-то объедками из ресторана, на вид очень аппетитными. Надо сказать, за свой труд он получал хорошее вознаграждение. Ему приходилось гонять всяких мерзких мышей и крыс, зато еду он получал отменного качества. Впрочем, я бы не смог выполнять такую работу даже за все сардины в мире.

– Алфи, какой приятный сюрприз, – он оторвался от миски. – Как дела, дружище?

Я рассказал ему о Тигрице, которой он очень сочувствовал, потом поделился своими переживаниями о Джордже и наконец спросил про Алексея.

– Ох, старик, неприятности накапливаются с бешеной скоростью, – Бачок махнул хвостом. – Я сочувствую тебе, Алфи, правда. И очень хотел бы помочь. Если ты думаешь, что Джорджу угрожает опасность со стороны этого старика с палкой, только скажи, и я с ним разберусь.

Бачок был известным драчуном, и, хотя я не одобрял насилия, на мое отношение к Бачку это нисколько не влияло. Мне нравилось в нем то, что при всей своей задиристости он не искал неприятностей, но и не уклонялся от разборок, что не раз выручало меня в прошлом. И за это я был благодарен ему. Он никогда не обижал того, кто этого не заслуживал, уж поверьте мне. Он защищал тех, кого любил, и я гордился тем, что вхожу в их число.