– Думаю, с Джорджем все в порядке, по крайней мере, он не связался с плохой компанией. Меня беспокоит тот старик, он кажется очень злым, но мы можем последить за ним. Гораздо хуже то, что Джордж избегает меня. Мы почти не разговариваем – нет, конечно, мы говорим об Алексее, Конни и Хане, но только не о Тигрице и ее самочувствии.

– Дай ему время, Алфи. Он еще молод и не умеет выражать свои чувства. Вот увидишь, он научится и сам придет к тебе, когда будет готов. Просто будь рядом, чтобы он знал, что может к тебе обратиться. Но, в общем, ты и так рядом.

– Спасибо, Бачок, ты всегда говоришь по делу. Но что там с Алексеем? – Я ткнулся в него носом. Бачок не отличался сентиментальностью, но мне нравилось думать, что с годами, под моим влиянием, он стал мягче.

– Грустит, бедный парень. Он не может позвонить Конни, так что подслушивать нечего, зато он стал чаще тут появляться. Они с мамой больше общаются, и это хорошо. Он попросил дать ему какую-нибудь работу, чтобы он мог купить Конни подарок, подбодрить ее. Что это за подарок, я пока не знаю.

Ах, все-таки Алексей – мой герой. Он решил сделать красивый жест, показать Конни, что она ему небезразлична. В свое время и я так поступал, хотя для котов это совсем не просто. Мы не можем что-нибудь купить, и нам приходится проявлять изобретательность. Выкапывать цветы или забираться на высокие деревья – что-то в этом роде, – но не будем сейчас об этом. В любом случае Алексей проявлял себя внимательным и заботливым юношей, и я искренне радовался за него. К тому же у них с Франческой наладились отношения, что радовало вдвойне.

– Так она дала ему работу?

– Она сказала, что он слишком молод и его пока нельзя оформить официально, но он помогает убирать со столов и полирует столовые приборы в ресторане, и она дает ему дополнительные карманные деньги, так что, кажется, все в порядке. Я слышал, что он, похоже, общается с Конни в школе. Они оба сожалеют о том, как отреагировала ее мать, но Конни говорит, что переубедить ее будет трудно. По крайней мере отношения Алексея с матерью наладились. И он, кажется, перестал быть тинейджером.

– Слава богу. Я скучаю по прежнему общительному Алексею, и они с Франческой всегда были так близки. Хорошо, что они снова вместе. Хоть за них порадуюсь.

– Веди счет удачам, а не проблемам, Алфи, – мудро заметил Бачок.

– Согласен. И то, что Алексей такой милый и ведет себя настолько достойно во всей этой истории, пытаясь подбодрить Конни, вместо того чтобы злиться, – это еще один повод для моего кошачьего счастья. – Правда, назвать себя счастливым я бы не решился. – Вот бы еще найти способ заставить Сильвию одуматься. Мало того, что дети из-за нее несчастны, так она еще и себя изолировала от всех, и сама не может быть счастливой.

– Ты обязательно что-нибудь придумаешь. О, смотри, опять эта надоедливая крыса. Я думал, что отвадил ее, но нет. Минуточку! – Бачок молниеносно бросился вперед. Я отвернулся. Похоже, грызуну больше не суждено заглянуть в ресторан. Вот вам неприглядная сторона кошачьей жизни, и я мог только радоваться тому, что меня эта участь миновала. Выходит, за один день я нашел целых два повода для радости, и это лучше, чем ничего.

Я уже собирался уходить, когда из ресторана вышла Франческа.

– Алфи, ты пришел нас навестить? – сказала она и ласково погладила меня. – Ты проделал такой долгий путь. Можно угостить тебя сардинками?

– Мяу, – ответил я. Конечно, можно. И это стало удачей номер три.

Наступил декабрь, заманивая рождественскими елками и календарями, и волнение среди юных членов моей семьи становилось все более заметным. В школе состоялись прослушивания, и все с нетерпением ждали распределения ролей в рождественском спектакле. Даже Джордж забыл о своей угрюмости. Мы по-прежнему горевали – Тигрице становилось все хуже, да и у соседей, Сильвии, Конни и Ханы, дела обстояли не лучше, – но, несмотря ни на что, Рождество официально стартовало на Эдгар-Роуд.

Тигрица держалась из последних сил, но мы виделись с ней все реже. Она почти не выходила из дома, а ее семья стала все чаще закрывать кошачью дверцу, поэтому нам с Джорджем лишь изредка удавалось повидаться с ней. Если кошачья дверца была заперта, Тигрица пыталась добраться до окна, чтобы увидеть нас, – это стало нашим новым способом общения, хотя и весьма условного. Бедному Джорджу приходилось разговаривать через стекло и со своей подругой, и с мамой, и я видел, как это его огорчает. Да и не только его. Я до сих пор так ничего и не придумал. У меня не было ни планов, ни идей, как все исправить. Я стал котом без плана, но с разбитым сердцем.

– Клэр, как, черт возьми, мы притащим домой дерево такого размера? – возмутился Джонатан. Клэр договорилась с местным лесником и только что объявила, что заказала почти двухметровую елку.

– Томаш сказал, что съездит с тобой на своем фургоне. – Клэр ясно дала понять, что разговор окончен. Она строила большие планы на Рождество. Говорила о каком-то «хюгге».

– Что еще за хрень? – На лице Джонатана отразилось отчаяние.

– Это датская традиция – удовольствие от простых и уютных вещей. И я хочу создать в нашем доме такую атмосферу.

Джонатан лишь покачал головой.

– Я купила много свечей, у нас будет семейное Рождество по всем правилам, – заявила Клэр.

– Будем надеяться, что мы не спалим дом, – заключил Джонатан.

Я оставил их – Клэр с ее планами по созданию рождественского уюта и Джонатана, скептически качающего головой, – и пошел искать Джорджа.

Джордж реагировал так, как и следовало ожидать от ребенка; он был зол, напуган и чувствовал себя брошенным. Родители призваны оберегать своих детей, но мы с Тигрицей, похоже, подвели его. Я помнил, каково пришлось мне, еще котенку, когда умерла моя сестра, кошка Агнес. Я чувствовал себя потерянным и ничего не понимал. Наша хозяйка совсем обезумела от горя, и я замкнулся в себе. Мне не к кому было обратиться, а спустя год, когда умерла и Маргарет, я остался совсем один. Джордж не был одинок, но это, похоже, нисколько не облегчало его страданий. Наверное, сейчас ничто не заставило бы его взбодриться. И тревога за него все сильнее щемила сердце, и так надорванное из-за Тигрицы. Я боялся, что оно попросту не выдержит. Но мне пришлось взять себя в лапы. Ради Тигрицы и ради Джорджа.

Я бежал по дороге в поисках Джорджа. Он всегда возвращался домой к чаю, но из-за всей этой суматохи я только сейчас сообразил, что довольно давно не видел его. Джордж слонялся возле дома Тигрицы.

– Ах, вот ты где!

– И что? – Джордж сердито посмотрел на меня.

– Ну, просто не видел тебя целую вечность, и время вечернего чая уже подошло.

– Какая разница, – буркнул он, как любой подросток.

Джордж поднял на меня свои большие красивые глаза, но я не мог прочитать его мысли.

– Я насчет мамы-Тигрицы… – сказал я.