с ливрейными лакеями на запятках «казались нам [студентам] важными сановниками»[283].

Одной из самых престижных школ-интернатов был санкт-петербургский пансион аббата Ш.-Д. Николя (1758–1835), священника-иезуита, который приехал в столицу около 1810 года. В 1816 году он основал Ришельевский лицей в Одессе и сам руководил им с 1816 года[284]. По словам Вигеля, предприимчивый аббат установил ежегодную плату в размере 1500 рублей, чтобы воспитывать исключительно сыновей аристократии. Благодаря столь высокой плате и покровительству княгини Юсуповой в пансион записывались исключительно сыновья самых богатых русских аристократов. Здесь отпрыски Гагариных, Толстых, Шуваловых, Строгановых и Вяземских получили образование, которое запомнилось им на всю жизнь: они научились говорить по-французски, как настоящие французы, танцевать, как балетмейстеры, фехтовать, декламировать, играть — «короче говоря, они научились всему, кроме некоторого представления о том, как работать»[285]. Наряду с сыновьями вышеназванных князей и графов среди его учеников были Александр и Константин Бенкендорфы, Сергей Волконский и Михаил Орлов. То есть в пансионе были одноклассниками два будущих декабриста и будущий шеф жандармов Николая I. Пушкин тоже пошел бы туда, если бы не стремление аббата к эксклюзивности, из‐за которой отец Пушкина не мог позволить себе оплачивать обучение сына. Возможно, Пушкин немногое потерял: Волконский позже вспоминал, что, несмотря на свою репутацию, в школе «учебная система была весьма поверхностна и вовсе не энциклопедическая»[286]. Однако поскольку ее учителя-иезуиты также проповедовали католицизм, то после изгнания иезуитов из Москвы и Санкт-Петербурга в марте 1819 года (и из остальной России в марте 1820 года) школа была преобразована в военный приют[287].

Пансионы для девочек

Хотя дочери дворян с большей вероятностью получали образование дома, faute de mieux, были предусмотрены школы, которые они могли посещать в качестве пансионерок. Необходимость такого положения была признана в придворных кругах. Мать Александра I, вдовствующая императрица Мария Федоровна, заслужила похвалу Н. И. Тургенева за то, что она отстаивала образование женщин во время правления ее сына. Она особенно способствовала работе двух заведений для благородных девиц в Санкт-Петербурге, обеспечивая их лучшими учителями и оказывая им свое покровительство[288].

Одним из них было Екатерининское училище для дворянок, открывшее свои двери в 1804 году. Его устав, одобренный вдовствующей императрицей, в частности, гласил: «Первый и главный предмет заведения сего училища состоит в том, дабы распространить способы к хорошему воспитанию между недостаточным российским дворянством». Вход был открыт только для благородных девиц или «коих родителя имеют чин по армии от капитана и выше а статские от восьмого класса и выше», в возрасте от десяти до двенадцати, здоровых и привитых от оспы. Письмо от 27 октября 1804 года от школьного начальства нижегородскому предводителю дворянства содержало совет дворянам, которые хотели, чтобы их дочери учились в училище Святой Екатерины в Санкт-Петербурге, отвести их к уездному предводителю дворянства. От него требовалось проверить имущественное положение заявителей, происхождение (на основании документов, подтверждающих дворянский статус) и организовать медицинское обследование у врача, «[к] удостоверению что представляемая девица совершенно здорова»[289].

Другой эксклюзивной петербургской женской школой был Смольный институт, основанный для благородных девиц в 1764 году Екатериной Великой. Среди прочего ее наследия в области женского образования был Новодевичий институт для воспитания мещанских девиц[290]. В Смольный учениц помещали на срок до девяти лет, учили говорить по-французски, что было признаком их благородства, и лишь изредка разрешали видеться с родителями. Свидания с родителями осуществлялись по предварительной записи в определенные дни, под строгим контролем и в присутствии сопровождающего — начальницы или одной из классных дам. Представители провинциальной знати, жившие на некотором расстоянии от столицы и в относительно стесненных условиях, в любом случае не могли позволить себе регулярно навещать своих дочерей. Им пришлось бы учитывать эту очевидную практическую сторону при принятии решения о том, отправлять ли своих дочерей в Санкт-Петербург, чтобы они получали образование с шести или семи лет в Смольном или с 10-12 лет в училище Святой Екатерины[291]. Справедливо предположить, что для многих это должно было стать серьезным сдерживающим фактором.

Таким образом, в целом образование девочек было более поверхностным и гораздо чаще домашним, чем образование мальчиков. Лишь небольшая часть дочерей отправлялась в пансионы в столицах или крупных городах. Например, М. С. Качалов вспоминал, что все пять его сестер получили домашнее образование. Обычно девочек учили читать и писать, говорить по-французски, реже — по-немецки. Их также обучали основам музыкального мастерства и пения. Кроме того, от них требовалось знать, как правильно вести себя в обществе, и понимать разницу между тем, что считалось «приличным» и «неприличным»[292]. Несмотря на критику поверхностности образования, предлагаемого юным дворянкам, Смольный, Свято-Екатерининская и другие женские школы тем не менее внесли значительный вклад в русское дворянское общество, по крайней мере признав, что образование дочерей не менее важно, чем сыновей.

***

Развитие с начала правления Александра I сети школ, институтов, военных академий и университетов обеспечило молодому поколению дворян множество образовательных путей, которые не были исключительно военными, хотя отцы (или сыновья) предпочитали именно этот вариант на протяжении значительной части XIX века. Основным преимуществом кадетских корпусов было то, что они являлись спасательным кругом для осиротевших или бедных благородных юношей. Крайне важно, что кадетское воспитание и образование способствовали значительному укреплению дворянства как элитного сословия империи, воспитанию понятий чести, долга и ответственности перед царем и родиной. Они также служили трамплином для карьерного роста и ускоренного продвижения по службе в армии и на государственной службе с одновременным получением звания и руководящих должностей в правительстве. Действительно, некоторые исследователи утверждали, что посылать своих детей в корпус, независимо от того, насколько это было далеко от дома или финансово обременительно, стало традиционным для дворян, которые все чаще считали это своим долгом. Кадетский корпус, таким образом, приобрел более высокий статус для многих дворянских семей, чем гимназия или университет[293].

Образовательный уровень дворянства и реакция на него

Проблема изучения языков и владения ими, рассмотренная в предыдущей главе, в свою очередь, была тесно связана с целостностью российской культуры и ее подверженностью иностранному влиянию. Подчеркивая важность центральной роли Москвы в воспитании русских ценностей, Дубровин писал, что в начале XIX века «Москва была единственным городом, где в то время можно было дать русское воспитание детям, внушить им любовь к отечеству и уважение к родному языку». Аналогичный вывод делает биограф А. И. Кошелева, который описывал Москву, в особенности ее университет