«А что, если Борька больше никогда не позвонит?…» — в ужасе подумал вдруг Леонид и с отчаянной надеждой вскинул лицо к темнеющему низкому небу.

Мать рано отдала Женьку учиться плавать. Она постоянно простужалась, и бассейн стал решением этой трудной проблемы. Женька плавание полюбила, а когда уже оставила спортивную секцию, потому что в спортсменки не годилась, попросила маму Тому купить ей абонемент в бассейн «Москва».

Женя давно знала, что ее родители умерли, от нее никто этого не скрывал. Но их ранний уход не стал для Женьки трагедией и даже памятью — вся ее жизнь прошла в доме тетки и бабушки.

В тот год Нина была счастлива. Она поступила в медицинский, куда так рвалась, и поехала в августе с Борисом, тоже ставшим студентом МИЭМа, в Крым.

Выпускной класс, абсолютно ненормальный из-за выпускных и вступительных экзаменов, просто отчаянный — все вдруг поняли, что они оказались на каком-то краю, и бросились самоопределяться — промчался сумасшедшим галопом.

— У одних пропасть вызывает страшную безнадежную мысль о черной бездне и провале, а у других — об изящном мосте с перилами. Вот тебе и вот! — задумчиво резюмировал Борис. — А школы — это особь статья. Они всегда обычно всех выпускают, только вузы впускают далеко не всех. — Он потрогал Нинины косы. — Эн Зе…

— Ты ошибся, — засмеялась Нина. — Я не Эн Зе, а Эн Ша.

— Ты — это особь статья, — пробурчал Борька. — Наш неприкосновенный запас… К которому мечтают прикоснуться все и каждый. И Филька, и Олег… Ну и ваш покорный слуга…

Нина смутилась.

— Есть удивительное и слишком редкое качество — откровенность. Видимо, поэтому иногда оная некоторых людей шокирует и отпугивает, — лениво продолжал Борис. — Вот сдадим экзамены и поедем с тобой в Крым… В Коктебель. Шурупыч, ты была в Коктебеле?

Нина покачала головой.

— Ну, вот и побываешь… А что читают хорошенькие девушки? — спросил он, увидев на столе раскрытую книгу.

Хорошенькие девушки читали Марселя Пруста.

— Ишь ты подишь ты! Мой любимый писатель! — с удивлением протянул Борька. — Не верю своим глазам! Ты не только красива, но и умна. Редчайшее сочетание…

Нина так и не призналась никогда потом Борьке, что книга была не ее: притащила Маргаритка, деятельно постигавшая вкусы и склонности любимого человека. И забыла на столе у Нины. Та лишь едва пробежалась по странице и загрустила: этот писатель был явно не для нее. Впрочем, честная Маргаритка печально призналась в том же самом. Ей очень хотелось соответствовать своему идеалу, но никак не получалось.

После успешно сданных экзаменов ликующая Нина объявила матери, что едет с Борькой в Крым на две недели. Им надо отдохнуть перед институтом. Тамара Дмитриевна ахнула.

— Ты соображаешь, что несешь?! Какой Крым?! Какой Борька?!

— Акселевич, конечно! Какой же еще? Будто ты с ним незнакома… А что тут такого особенного?

— Нина! — закричала мать. — Ты собираешься за него замуж?

— Я — да. Но не уверена, что он собирается жениться на мне, — не стала врать Нина.

— Ты любишь его? — спросила Тамара Дмитриевна.

Нина дернула себя за косу.

— Мне кажется, что этот глагол неправильный. Как бы тебе поточнее объяснить… Нельзя его применять и по отношению к людям, и по отношению к вещам, еде, природе… Я люблю маму, люблю апельсины и люблю море — это ведь совершенно три разных понятия. А глагол — один и тот же…

Мать махнула рукой. И они уехали. Безрассудный закон любви…

В семье Акселевичей тоже было немало дебатов и волнений по этому поводу. Алексей-младший служил на Дальнем Востоке, а посему в спорах не участвовал. Его отъезд из Москвы многим показался странным, противоестественным, но Алексей Демьянович принадлежал к тому редчайшему типу отцов, которые не склонны водить взрослых детей за руку до старости, помогать им и всячески опекать. Правда, Ольга сначала долго донимала Акселевича-старшего отчаянным нытьем по поводу старшего сына: «Помоги мальчику да помоги мальчику!» Но, нарвавшись на жесткий отпор мужа, притихла, канючить перестала и принялась терпеливо ждать, когда сын дослужится до приличного чина и можно будет все-таки перетащить его в Москву.

— Оля, твои дети будут числиться малолетними до пенсии! — насмешничал Алексей Демьянович.

Алла уже окончила педвуз, как и ее мать в свое время, и пошла работать в школу. Только долго она там не задержалась, быстро замучилась и устроилась на полставки в университет. Ее особенно возмущали похождения младшего брата.

— Котовать ты быстро научился! — жестко выговаривала Борьке Алла. — Научись теперь семью содержать!

— Семью?! — однажды не выдержала и взорвалась мать. — Какую еще семью?! Ему рано даже думать об этом! Пусть сначала выучится!

— Так и я о том же! — отозвалась Алла. — И имею в виду нашу семью! Отец стареет…

Акселевич-старший действительно стал как-то очень быстро сдавать в последние годы. Все реже и неохотнее выходил он из дома, пристрастился подолгу спать днем, все меньше интересовался домашними делами… Но больше всего жалел младшего, Борьку. Почему-то ему казалось, что младшего сына, на которого вся семья возлагала огромные надежды, ждет трудная судьба… У каждого своя дорога.

Борька еще в детстве проявил себя необычным мальчиком.

Как-то поздно вечером мать вела его из детского сада мимо парка, и Борька вдруг заорал.

— Ты что? — испугалась Ольга.

— А там… из большого дупла в дереве вылезло что-то жуткое и странное! — объяснил Борька, прижавшийся к матери. — Как будто с телом змеи, но с большими желтыми горящими глазами.

— Может, кошка? — предположила Ольга. — В темноте ведь можно и куст с человеком спутать.

Дома в тот вечер Борька всем уши прожужжал о своем видении. А значительно позже Алексей Демьянович прочитал, что славяне считали дупла одним из любимых мест обитания бесов. И шаманы, оказывается, в трансе представляют себя ввинчивающимися в дупла. «Бес, принимающий телесную форму?» — задумался Акселевич-старший. Иногда нечто подобное видят именно дети — как будто откровение, для чего-то нужное Небу. И кто знает, что тогда привиделось сыну?…

Немного позже Борька от страха перестал говорить. Ольга была в ужасе, думала, что навсегда…

В тот день она пошла на рынок вместе с трехлетним Борькой. И некий подвыпивший господин решил пошутить: вдруг схватил ребенка, поднял над головой, перенес и поставил на другое место, метрах в трех от Ольги. После чего пошел дальше, весело улыбаясь. У Борьки был шок с временной потерей речи. И Ольга страшно перепугалась вначале, когда оглянулась и увидела, что сын внезапно исчез, и потом — когда его понес какой-то мужик, даже стала кричать. А позже Борька онемел… К счастью, на время.

Алексей Демьянович часто, уже проснувшись, лежал без сна, глядя на все отчетливее просвечивающее сквозь шторы окно. Судьба Борьки почему-то очень беспокоила Акселевича-старшего.