– Чаю много. – Алессандра вдруг ловко перебросила ему чей-то забытый на деревянном гибриде скамьи и дивана свитер. – Ноги закутай, а то выскочил босиком, лев называется. За собой смотреть не умеешь, как волчат опекать будешь? Рассказывай, спать уже все равно не получится.

И Арно рассказал все, что знал о Люсии. От нее самой, от Карины, Митьки. То, что успел увидеть сам за очень краткое время их общения. Заикание вылезло снова, но он перестал обращать на него внимание.

– П-понимаете, символьер Корамелл, не то чтобы я вл-вл-влюбился в Люсю. Может, влюбился бы, но К-ка-карина появилась. А она такая… как из хло-хлопушки выстрел. П-плюс, я д-д-думаю, от встречи с де-детенышем что-то львиное шевельнулось. М-мол, н-надо защищать. И я, к-как дурак, подумал, что влюбился. А оно не так. Я Люсю обидел. Я, может, в нее тоже не вл-влю… влюбился, но в-в-вину какую-то чувствую.

Алессандра всплеснула руками:

– Вот эту лирику про влюбился-не влюбился давай оставим в стороне, хорошо? Такие люди, как эта девочка, судя по описанию, вообще очень… ломкие. Достаточно одного движения, одного слова, жеста, мелочи любой, чтобы возникла трещина. Причем не думаю, что кто-то сделал твоей Люсии что-то плохое, нет. Просто однажды какая-то крошечная беда, может, совсем детская, повернула ее в сторону зла. О таких людях я и говорила сначала. Она навыдумывала себе «больших целей» и оправдывает ими свои изъяны. Что-то в ней сломано, давно и бесповоротно. Если вообще когда-то было целым.

– И как же быть? Н-ну, пусть не в этом к-к-конкретном случае, а вообще?

Алессандра грустно улыбнулась одним краешком рта, посмотрела в окно. Рядом с домом росла очень больная ель, ее лапы чуть скреблись в стекло.

– Любовь, – просто сказала она. – Таких людей, и отравленных, и сломанных, надо очень сильно любить. А поскольку не поймешь, кто однажды отравится или сломается, то… любить надо всех. Изначально.

– В конце пути, как ни крути, все упирается в любовь, – вспомнил Арно.

– Что?! – вздрогнула старая женщина, едва не расплескав чай, который она как раз собралась налить в опустевшую Арнохину кружку. – Откуда? Ах да… блокнот со стихами у Карины… Да, моя глупая романтическая дочка была права. Все упирается в любовь. Не только в конце пути, а с самого начала. Тебя лично я, конечно, едва знаю, но я хорошо знаю людей вообще, как вид. И мне кажется, что Мироздание сделало лучший за всю свою историю выбор, наделив тебя львиной природой. Ты сможешь вынести львиную долю и спасти немало душ от надломов и ядов. Не только волчат тебе придется защищать, мальчик.

Арно задумался. Черный пузырь внутри потихоньку начал сдуваться. Не навсегда, определенно. Но как-то полегчало, Алессандра не стала ему мешать. Отошла к шкафу, зазвенела посудой и зашуршала бумагой, что-то разыскивая.

– Мне сейчас показалось, что вы ищете кольцо всевластия. Сейчас как достанете и ка-а-ак скажете, что надо отнести его к Ородруину…

Старая символьерша захихикала, как девчонка:

– Я читала эту сказку. Нет уж, обойдешься без походов. Но совсем недавно тут, определенно, был пирог. Его-то я и ищу. О! На твою удачу, я преуспела.

С этими словами Алессандра поставила на стол вместительную тарелку. Пирога там, впрочем, было всего несколько кусков.

– Знаете, Карина говорит: «В моей голове пазл, и кусочки становятся по местам». Так вот, в моей голове сейчас тоже пазл, хотя картинка другая, – сказал Арно.

Ему было неловко объедать «волчью школу», ясно же, что с продуктами у них напряженно. Но символьер угощала его с искренним радушием, да и есть хотелось тоже вполне… искренне.

– И что за картинка? – поинтересовалась собеседница. – Что на ней изображено?

– Мне надо спасти одного человека от частичного омертвения, – выпалил Арно.

Пришлось рассказывать еще и про отца. Без прикрас, хотя искушение было нешуточным. На этот раз Арно не спотыкался на каждом слоге. Хотя, возможно, дело было просто в том, что он согрелся, да еще и надежда забрезжила.

И снова Алессандра показала себя почти идеальным слушателем.

– Я понимаю, каких кусочков не хватает твоей картинке, – сказала она, когда Арно выдохся. – Теоретически я могла бы тебе помочь.

– А практически?

Она хмыкнула и сама откусила от пирога. Хороший прием, когда надо хорошо подумать под выжидательным взглядом собеседника.

– Тебя не удивляет все это? – наконец прожевав, спросила она. И жестом указала на обшарпанную кухню, растянутый, поношенный свитер, в котором почти утонул Арно. На свою трость.

– Немного, – честно ответил Арно, – я просто… не успел удивиться, наверное. Ни одного знака никто не сотворил за все время, что мы здесь.

– Совершенно верно. Казалось бы, я как-никак символьер Корамелл. – Алессандра сделала ударение на слово «символьер». – А сама хромаю, с палкой хожу. Детишки как бродяги выглядят. Сейчас еще полегче, а раньше, пока Рудо не решил проблемы с Аблярсовыми… совсем худо было. А тебя не удивляло, что при огромном знаккерском потенциале у Рудо был такой бедный арсенал собственно знаков?

– Он говорил. Дело в том, что он словесник, а вы ритуалист, – ответил Арноха.

– О нет. Он просто славный, добрый мальчик… Каждый символьер держит в памяти громадный набор знаков как своей, так и противоположной группы. Дело за малым – помочь ученику отработать их применение. Но не вышло.

– Дело в этом месте, да? Воздух тут… как будто в запертом помещении.

Глаза Алессандры заблестели гневом. Обозлилась на Мироздание, не иначе.

– Это омертвение не кольцевидное. Оно купольной формы, то есть где-то над нами есть своего рода «потолок». Как вариант, это сфера. И у нее есть дно под землей. Кстати, этот вариант мне представляется более логичным, особенно если учесть степень истощения местной почвы. Так вот, я сделала открытие. Для сотворения знаков мало знать знак и иметь волю повелевать реальностью. Обязательное условие – открытое пространство. Открытое чему, я не знаю, поскольку все мои выкладки чисто теоретические. Условно называю это: «открытость космосу» или «сообщение с Вселенной». К сожалению, я заметила это не сразу. Первые два года все было прекрасно, но потом мы словно исчерпали ресурс. Теперь знаки здесь удаются крайне редко, и они совсем слабые. Да и просто физическое существование становится… нездоровым.

Арноха был близок к тому, чтобы забыть об отце, Люсии и Антуане. Волчата в опасности. Нет, прямая угроза жизни, заставляющая льва нестись на выручку, забыв обо всем, отсутствовала. Но оставить все как есть? Да не только лев – ни один нормальный человек такого не смог бы. А Арно Резанов был нормальный.

– Но, символьер Корамелл, ребят надо вывести отсюда, пока они не повзрослели! Рудо достроил дом! Я там был, он просто великолепный. Марк Федорович… то есть Лев Однолунной Земли может присмотреть за всем, а я помогу…

Алессандра снова грустно заулыбалась. Словно улыбка адресовалась горячности Арнохи, а грусть – собственным мыслям.