– Деда, это брюлик. Сейчас так модно. – И Лиза снова улыбнулась, сверкнув обновкой.

– А в зубах звезда горит, – печально перефразировал Пушкина юбиляр. – Чего делается-то? Срамота!

– Ты, дед, отстал от жизни.

– Лизка, – шикнула на нее мать.

– Дед не отстал, дед тут всех перегнал, судя по слухам, – подмигнул Федору Леонтьевичу Тырин. – Ну, где тут наследница заводов, газет, пароходов?

– Денис! – взревели Елена с Марией Леонтьевной.

– А что я сказал-то? – пожал плечами тот. – Я ей в глаза посмотреть хочу.

– Чего это в глаза-то? – вредно хихикнул дед. – Там и ниже есть на что посмотреть. Увидишь еще, погоди слюни-то пускать.

– Федька! – рыкнула сестра. – Ты мне тут не смей. Все наше должно остаться в семье. Даже слышать ничего не хочу.

– Маня, так все ваше у вас и останется, – с детской наивностью вытаращил выцветшие глазки именинник. – Разве что подарок отдадите. Или ты мое тоже к вашему причислила?

– У нас одна семья, – напомнила Мария Леонтьевна. – Хорош дурака строить. Кобелировать – кобелируй, а глупостей не делай.

– Тебя спросить забыл. Завидно, небось? Погоди, я еще и тебе ухаря найду молодого.

– Мне холодно, – проныла Лиза, перебирая длинными, стройными ножками. – Пошли в дом.

– Лизавета, цветочки-то отдай, – подмигнул именинник. – Надеюсь, их там не четное количество, а, родственнички? Глядите у меня, пересчитаю!

Судя по тому, как тревожно переглянулись супруги Тырины, они правда поверили, что Федор Леонтьевич будет пересчитывать все бутоны в замысловатой композиции. Испугались, небось, что и правда четное количество окажется.

– О, – неожиданно вернулся к предыдущей теме дед, насладившись смятением племянницы и ее муженька, – кстати, об ухарях. А где мой внук Юрик?

– Будет тебе твой внук, – проворчала Мария Леонтьевна. – С очередной мочалкой крашеной едет. Достукается он, подцепит какую-нибудь гадость.

– И эта гадость притащит мне в подоле правнука, – закончил мысль юбиляр. – Гадость выбросим, внука оставим. Хотя у Юрки вкус хороший, он страшненьких сюда ни разу не привозил. Ладно, гости дорогие. И выгнал бы вас, да подарок хочу. Прошу в дом.

Дважды гостей уговаривать не пришлось. Все семейство, радостно бубня, ввалилось внутрь. Торжественная пикировка была окончена.

Елена начала в своей обычной манере метаться по комнатам, восхищенно охая, как в музее. Брови она задирала так, что они практически пересекли линию скальпа.

– Не переигрывай, – строго шикнул юбиляр, после чего племянница сразу затихла и пугливо села в уголок, сложив руки на коленях.

– А где Мишка со своей? – сварливо поинтересовалась Мария Леонтьевна. – Говорят, Дашка жениха нашла.

– Врут, небось, – тут же отреагировала заткнувшаяся было Елена.

– Почему врут? – нарушил семейное согласие Тырин. – Даша – девушка симпатичная. Почему бы ей не найти кого-нибудь? Нам было бы интересно с ним познакомиться.

– Ага, – азартно закивала теща. – Еще один рот на наш каравай.

– Вы погодите меня жрать-то, – осадил гостей юбиляр. – Я еще сам вас всех сожру. Ишь ты, каравай.

– Сожрешь, никто и не сомневается, – кивнула сестрица.

– Долгих вам лет жизни и не болеть, – сладко добавила Елена.

– Да не дождетесь, – в тон ей покривлялся дед. – Ладно, угощайтесь пока по мелочи. За стол сядем, когда все соберутся.

Но угоститься Тыриным не пришлось, так как начавшийся было фуршет нарушило явление еще одного гостя.

Вернее, гостьи.

Со второго этажа легко сбежала крепко сбитая, ладненькая брюнетка лет двадцати пяти – упругая, как мячик, с веселой, белозубой улыбкой и ямочками на румяных щеках.

– О, – оживился Федор Леонтьевич, – прошу любить и жаловать – Снежана.

На заднем плане натужно закашляла подавившаяся тарталеткой Елена.

– Ядрена кочерыжка, – охнула Мария Леонтьевна и, не сводя глаз со Снежаны, треснула дочь по спине.

– Твою дивизию! – обморочно добавил Тырин, очумело дернув себя за галстук, словно надеялся сию минуту удавиться.

– Это моя гостья, – дед галантно подал девице руку и помог спуститься. Снежана восхитительно белела ослепительно-круглыми плечами, чрезвычайно смелым декольте и полными руками. – Не обижать. А то знаю я вас. Деточка, смотри сюда.

Федор Леонтьевич бережно обнял девушку и поволок к святому семейству, предупредительно выстроившемуся по ранжиру.

– Эта старая карга – моя сестрица, чтоб она была здорова и меня пережила, – ткнул он пальцем в Марию Леонтьевну. – Баба Маня.

– Переживу, не сомневайся, – немедленно отреагировала та. – И не баба Маня я, а Мария Леонтьевна. Ты, дед Федя, говори, да не заговаривайся. Не то получишь по хребту букетом.

– Вот, наша, Никитинская порода, чувствуешь? – загордился дед. – Ладно, дальше пошли. Этот телепузик – Дениска, муж моей племянницы и зять старой карги. Запоминаешь? У мужика судьба – не позавидуешь, так что обижать его не будем.

Снежана напряженно кивнула. Представляемые члены семейства смотрели на нее, как волчья стая на ягненка, случайно забредшего в чащу с вопросом «который час?» – то есть по глазам было видно, что сожрут, но сожрут с долей некоторого недоумения.

– Эта крашеная таранька – племянница моя, Ленка. Девка хорошая, но жадная. Приехала на юбилей, а сама в черном. Репетирует, стало быть.

– Дядя Федя! – вспыхнула Елена. – Ну что вы такое говорите!

– Да шучу я, шучу. Чего всполошилась. Люди с чистой совестью на шутки реагируют спокойно. Ишь, вскинулась. Так, дальше идем. Куколка эта силиконовая – Лизка, внучатая племянница моя, дочка племянницы, внучка старой карги. Ты, если чего не запоминаешь – записывай. А хочешь, цветными фломастерами их пометим? Надпишем, чтобы не путаться. – И юбиляр залился счастливым смехом, умилившись своей шутке.

– Я натуральная, – процедила Лиза. – Злой ты дед. Доброта продлевает жизнь.

– И щедрость ее тоже продлевает, – подсказал именинник. – По этим параметрам я давно ушел в глубокий минус. Но чувствую себя великолепно. С чего бы это? Ладно, не будем о грустном. Вас же это печалит, самочувствие-то мое отличное? Ну, вечно никто не живет – считайте, я вас утешил. Так вот. Эта юная фея – Снежана. Запомните, вам это пригодится.

– Точно, Снежана, – уверенно буркнула Мария Леонтьевна. – Помню же, что имя заковыристое.

– Это как понимать? – Тырин налился клюквенной краснотой и остервенело дергал щекой.

– Диня, Диня, успокойся, – зашипела Елена. – Не надо! Еще ничего не известно. Что ты так раскипятился?

Она едва сдерживала торжествующую улыбку. Вот оно. Перед надвигающейся бедой муж встал на ее сторону. Тут уж не до чужих прелестей – деньги уплывают.