Беглый звук, шум может ринуться вперед, чтобы, подобно некоей странствующей фигуре, дико вращаться внутри социального и, как предлагает Мишель Серр, разрывать систему. На мой слух, беглые звуки могут подтолкнуть к обновлению домашнего, дав приют незнакомцу.

Глава третья

Тротуар: шаги, походка и ритмические формы-прогулки

Well, you can tell by the way I use my walk

I’m a woman’s man, no time to talk

Music loud and women warm

I’ve been kicked around since I was born

And now it’s all right, it’s O. K. [126]

Bee Jees

Можно быть в прекрасных тротуарных отношениях с человеком, который очень сильно отличается от тебя, а со временем даже завязать с ним уличное знакомство. Подобные связи могут существовать и существуют годами, десятилетиями; без этой границы они вряд ли зародились бы, а если бы даже зародились, были бы недолговечны [127].

Джейн Джекобс

Когда мы выходим из дома и оказываемся на улице, динамика звука и аудиального опыта размыкается в сферу более широкого публичного взаимодействия, обусловленного ритмами и мобильностью бытия в пути. То, что поднимается из-под земли, сквозь половицы дома, а затем выходит наружу, через парадную дверь в открытое пространство, можно описать как ритмическую гибкость, вводящую нас в контакт. На тротуаре мы встречаем приходящих и уходящих людей. В этом смысле тротуар – неустойчивая сцена, где отдельное тело делает шаг, потом еще один, чтобы в конечном счете согласовать свои движения с движениями других, проходящих мимо: я проталкиваюсь вперед, может быть, с сумкой под мышкой или на груди, перемещаясь влево, потом вправо, пытаясь пробиться сквозь группу столпившихся детей, задержавшихся на ступеньках, смеющихся и толкающих друг друга. Выступая местом движения пешеходов, тротуар функционирует как ритмическая интенсивность, сплетающая воедино мимолетные события, которые составляют важнейший аспект публичной жизни.

Тротуар – это порог между внутренним и внешним, между различными наборами ритмов, оркеструющих динамику обмена, который провоцируют отдельные тела, оставаясь к нему восприимчивыми. В свою очередь, тротуар является структурирующим пространством или топографией, которая размещает тело между внутренним и внешним; в городской среде он выступает местом потенциальности и связанной с ней проблематики социального выражения. Будь то в форме индивидуальных маршрутов или в коллективных артикуляциях, выкованных группами, тротуар является важнейшим местом современной публичной жизни – выхода и входа – и способом существования общественного собрания. В своей банальности тротуар затмевает городскую площадь, дополняя образ демократического собрания меньшими формами социальности. Можно сказать, что фрагментарная и повседневная демократия процветает на тротуаре как поле локального движения и совместного использования – того, что Джейн Джекобс называет «неформальной общественной жизнью». Тротуар для Джекобс служит важным местом для установления контактов между соседями, офисными работниками и детьми, предоставляя пространство для «посредничества между общественными организациями и частной жизнью горожан»[128].

Как конкретное выражение субъекта в публичном пространстве, в традиционной литературе ходьба символизирует повседневные городские практики. В такой литературе заложен оптимизм, на акт ходьбы возлагаются большие надежды, поскольку ходьба связывает узлы городской интенсивности, подтачивая строгие формулировки городской сети. С этой точки зрения пешеход – сила потенциальности, открывающая неограниченный горизонт.

В эмпирическом исследовании, проведенном в 1970-х годах в Арлекине, городке под Греноблем, Жан-Франсуа Огойяр описывает опыт пешехода через взаимодействие между встречей индивидуальности и структурирующей архитектурой застроенной среды. Как уточняет автор, «всякая ходьба, всякое обитание даны не только как структуры, фигуры, но и как конфигурация, структурация, то есть деформация построенного мира (такого, каким он был задуман) и воссоздание пространства посредством чувств и двигательных функций»[129]. Следовательно, ходьба – «артикуляционный процесс»: она пишет поперек существующего синтаксиса, переписывая застроенную среду при помощи моторного действия, ощущения и эмоциональной жизни. По Огойяру, шаг инициирует гибкую и фрикционную топографию контактов, придавая смысл тому, что происходит здесь и сейчас.

В серии подробных интервью с жителями Арлекина Огойяр развивает географический подход, учитывающий место тела в данном пространстве. Например, «ежедневная прогулка» описывается как «промежуточная практика», соединяющая разные места в жизни индивида. Важно отметить, что прогулка бросает вызов «функциональным классификациям», занимая часть дня и пространства между «основными» точками жизни и работы. В этом отношении ежедневная прогулка является примером пространственной практики, которой свойственна «высокополиморфная» экспрессивность, достойная подробного рассмотрения[130].

Здесь, как и в более поздней работе «Изобретение повседневности» Мишеля де Серто, представлено требование инкорпорировать в понимание застроенной среды радикальную переоценку шага в качестве означающего жеста. Важно отметить, что для де Серто такое хождение-письмо, эта пошаговая артикуляция, оспаривает, стирает надписи, нанесенные на тело в ходе административного, социализирующего процесса, осуществляемого с помощью застроенной среды. «Ставка здесь – это отношения между правом и телом, определенным, ограниченным, выраженным через то, что на нем пишется»[131]. Значительные формулировки индивидуальной идентичности – как нанесенного на кожу разборчивого «текста» или того, что выражается через моторику, – можно ослабить или аннулировать в незначительном акте ходьбы.

Являясь важным местом для контакта, тротуар наполняется акустическими выражениями, направленными на идущее тело или этим телом инициированными. Переплетение шагов и сил письма, как динамизм, выравнивающий тело и место, раскрывается в ритмических выражениях. Как уточняет Тиа Денора, ритмы исходно функционируют как устройства для захвата, определяемые через «выравнивание или интеграцию телесных характеристик с некоторыми повторяющимися характеристиками среды»[132]. От детских игр, таких как прыжки через скакалку или игра в классики, которые часто сопровождаются распеваемыми рифмами или хлопаньем в ладоши, до более неформальных жестов, вроде ходьбы по улице вприпрыжку, с пением, свистом или напевами себе под нос, телесному выражению или поведению аккомпанирует его слуховой и жестовый напарник, сплавляя самость с окружением, чтобы «ориентироваться и организовываться в отношении средовых свойств. <…> Таким образом, способы реакции на средовые паттерны как устройства захвата делают их паттернами телесного воплощения и поведения»[133]. Захват помогает локализовать характеристики среды, тем самым обеспечивая безопасность и надежность, посредством бессознательного или аффективного выравнивания, а также обусловливает самовыражение, позволяя находить или покидать место.

Можно сказать, что, претендуя на неформальное пространство в повседневности, пешеход отталкивается от «официальных» сценариев: он переходит улицы или обходит перекрестки, прокладывая альтернативные тропы. Ежедневная прогулка как промежуточная практика вносит стихийный ритмический поток в более устойчивые структуры повседневной жизни. В этом смысле отдельное тело – не столько сопротивляющийся агент, сколько непрерывная перекличка внутри окружающих паттернов. С этой точки зрения, узкое пространство тротуара выступает генеративной сценой для повествований, раскрывающих этот