– Что скажете, Павел Константинович? – Хозяин кабинета обворожительно улыбнулся подчиненному.

– Пока все идет согласно плану, Всеволод Дмитриевич.

– А этот твой, как его? – щелкнул тот пальцами, столько, дескать, народу на руководстве, всех не упомнишь.

– Скоморох, – как по нотам подыграл подчиненный.

– Точно, Скоморох, – широко улыбнулся хозяин кабинета. – Лихой он, оказывается, парень.

– Он такой.

– На связь выходит?

– Регулярно.

– Что докладывает?

– Просит разрешения залечь на дно.

– Причина? – деловито поинтересовался начальник.

– Сложная оперативная обстановка, – отрапортовал подчиненный, подумал и добавил: – И достаточно напряженная.

– Считаю нецелесообразным, отказать, – задумчиво протирая очки, отреагировал на эти слова начальник.

– Понятно.

– И потом, что значит сложная оперативная обстановка?

– Его пытались захватить.

– Но не захватили же.

– Это не так просто.

– Постарайтесь его успокоить. В нашей работе нет места для паники. Пока все идет по плану. Особых претензий к его действиям у нас нет. Кстати, он ознакомлен с целями операции?

– В части, его касающейся.

– Отлично, пусть продолжает действовать. Передайте Скомороху благодарность лично от меня. Думаю, ему будет приятно.

– Просто уверен в этом.

– Когда следует ожидать конкретных результатов?

– Думаю, в самые ближайшие дни.

– Отлично! Что-нибудь еще?

– У меня все, Всеволод Дмитриевич. – Подчиненный, поняв тонкий намек, встал и отправился к себе, в более скромный кабинет, через три двери налево по коридору. До конца рабочего дня оставалось еще два часа. Вполне достаточно, чтобы провести совещание с начальниками отделов, кое-что набросать в рабочей тетради и, что самое главное, зачеркнуть еще один отданный службе день в настенном календаре.

Сначала я услышал музыку, если, конечно, так можно назвать звуки, издаваемые неумело насилуемой гитарой. Нечто подобное изображал в годы моей нежной юности сосед по двору Шурик Юрзицкий. В конце семидесятых он поступил учиться на военного переводчика и сразу же почувствовал себя опытным солдатом. Приходя домой в увольнение, шлялся по двору исключительно в форме, любил посидеть на скамеечке возле песочницы, показать всем себя, такого военного, побренчать на гитаре, что-нибудь вроде:

Когда я молоденьким юнкером был, Я очень военную службу любил. Кресты и медали блистали на мне…

Наконец глаза мои открылись, я огляделся и увидел, что валяюсь на полу, пристегнутый правой рукой к батарее. Протер неокольцованной конечностью лицо и задумчиво почесал затылок, постепенно приходя в себя.

Получается, что вырубили меня в гостинице и приволокли непонятно куда. Вырубила явно не горничная, в смысле, не та девица, которая ее изображала, а тот, кто находился в тележке. Посмотрел на часы, опаньки, получается, что я провалялся в отключке больше часа. Значит, либо меня потом обработали шокером вторично, либо с самого начала всадили дикой силы заряд.

Итак, что мы имеем? Ничего мы такого не имеем, имеют нас. Валяюсь вот в какой-то комнате, вместо того чтобы… Стоп, об этом не думаем. И вообще, если я правильно просчитал ситуацию, очень скоро меня начнут старательно обижать и интенсивно допрашивать, может быть, даже с химией. Самое время загружать сознание какой-нибудь ерундой. Подумаем-ка мы о чем-нибудь приятном, например, о карнавале в Бразилии: самба, мамба, скудно одетые мулатки, пляж…

На самом интересном месте меня прервали. Дверь отворилась, крепкий мужик моего приблизительно возраста подошел и остановился в нескольких шагах. Даже если бы я был в полном порядке, шансов дотянуться до него и попытаться похулиганить не было.

С минуту мы молча любовались друг другом.

– Ты в порядке, парень? – Только американец может задать такой идиотский вопрос.

– Тебя когда-нибудь глушили шокером? – поинтересовался я.

– Было дело.

– Тогда чего спрашиваешь?

– Просто так, для разговора. – Он отомкнул браслет наручника, завел мои руки за спину и зафиксировал. – Пошли, с тобой хотят немного поболтать. – Легко поднял меня за шиворот и подтолкнул к двери…

– Садись!

Я уселся на массивный стул с высокой спинкой и принялся с интересом осматриваться. Комната как комната, светлая, просторная. Окно с видом на море. Молодой парень, явно «латинос», нервно курит, прислонившись к подоконнику. Прямо передо мной – массивный письменный стол, за которым располагается короткостриженый поджарый мужик. Диванчик в углу. Все.

– Кофе, – сказал он, мой конвоир кивнул и вышел.

– Черный, с двумя кусочками сахара, – попросил я. Сидящий за столом хмыкнул, а мачо у окна грозно нахмурился.

– А вы шутник, Евгений. – Человек за столом раскрыл мой паспорт и принялся его изучать. – Скажите, это ваше настоящее имя?

– Конечно, – честно ответил я. – Прошу прощения, мне не совсем понятно…

– Все тебе, Женя, понятно, – перешел на русский мой собеседник. – Давай разговаривать.

– О чем?

– О многом. Я буду говорить на вашем языке. У меня практики не было очень давно. Как тебе мой русский?

– Никак.

– Sorry?

– Русский никогда не скажет «Не было практики очень давно».

– А как надо?

– Иначе.

– Спасибо за разъяснение. – Он перешел на свой родной язык: – А скажите мне, Евгений, что вы делаете в этой стране?

– Сижу, как последний идиот, окольцованный, и мило беседую с другими такими же. Кстати, с кем имею удовольствие общаться?

– Ну, если вы настаиваете. – Мужчина за столом обворожительно улыбнулся, а тип сзади меня запыхтел. – Я – Джон, молодого человека зовут Майкл.

– Скорее уж Мигель.

– Пусть так. Догадываетесь, о чем пойдет разговор?

– Пока нет, – ответил я и едва не прикусил язык, потому что сзади получил весьма чувствительный тычок.

– Майкл, – укоризненно покачал головой Джон, – не горячись.

Всем присутствующим, кроме меня, принесли кофе.

– Итак, на чем мы остановились, Евгений? – сделав глоток, проговорил Джон.

– Если жалко кофе, принесите хотя бы воды.

– Обойдешься, – прошипел пламенный латинос.

Не пойму, то ли он «кошмарит» меня по заданию старших, то ли я ему с начала знакомства чем-то не понравился.