ломит. В голове гул, подушка мокрая, а мысли крутятся роем. Я реально вижу такую картину, она яркая, и я уже там, в ней: лежу на этой растянутой панцирной сетке. Отец давно обещал положить на кровать доски, но так и не положил, потому что за ними надо ехать в другую деревню. Брату – тому поставили широкую лавку, а мне эту дурацкую старую кровать. Брата любят больше, чем меня. Всё лучшее – ему! Никому я не нужна. Никто обо мне не заботится и не печалится. Утром брату дали целую конфету, а мне половинку – потому что я старше, мне и столько хватит. Подружкам купили одинаковые сарафаны, а мне не купили, потому что денег нет!

И вот все эти мелочи всплывают в моей голове, давят своими подробностями. Сердце громко стучит, меня уже трясёт. Я куда-то проваливаюсь, начинаю засыпать. Засыпая, вижу, что я умерла. Явно вижу, как обо мне плачут мои родители, брат. Мои подружки готовы отдать свои новые сарафаны, но мне они теперь не нужны. Брат достаёт из кармана конфеты и протягивает их мне. Но я умерла. Мне уже ничего не надо. Зачем мне конфеты, сарафаны, доски на кровать? Зачем? Родители почернели от горя, они склонились надо мной и бесконечно гладят меня по голове. Вся деревня горюет и плачет – такая потеря! И так жалко мне маму, папу…

Это была самая страшная обида, которую я так трудно пережила. В жизни обид было много. Но чаще всего я прощала. Я умела прощать. И умею это делать по сей день. Не оттого, что я такая покладистая и не ценю себя. Не оттого, что я чёрствая и душа моя не болит от обиды. Просто тогда, ещё ребёнком, я поняла, что, обидевшись, можно потерять всё и вся. Да, это так. И Роза, видимо, чувствовала все эти годы себя обиженной. И виноватой.

– Роза, ты как? Успокоилась?

– Да, всё позади. Спасибо тебе, что выслушала. Смотри, Вика, видишь? По лунной дорожке кто-то плывёт. Какая красота! Это он…

– Ты думаешь? Подойдём?

– Нет, не сегодня. Давай в другой раз. Меня что-то потряхивает, весь день не могу успокоиться. Домой?

– Да, Роза, Я тоже никак не могу успокоиться. У меня к тебе ещё много вопросов. Но сделаем так: приходим в номер, пьём чай с пироженками – и спать!

– Вика, самое страшное мне пришлось пережить, когда он ушёл и я осталась совсем одна. Со своим новым горем, о котором узнала в тот же день! Это случилось в первый день зимы. Я ждала его долго и упрямо. Ровно год. Год. За этот год кончилась зима. Наступила весна. Весна была короткой. Необыкновенно короткой. И я подумала: как хорошо, что в этом году так быстро промчалась весна! Осталось пережить жаркое лето и осень…

И наступило лето. Пусть не календарное, но всё же это была уже не весна. Но лето тянулось долго. Наверное, потому, что было сырым, было слякотным, было дождливым. Солнечных дней почти не было. Оно больше походило на осень, чем на лето. Поэтому приход осени меня нисколько не тронул. Я даже не заметила, в какой день природа начала менять краски. Я ничего не замечала вокруг. Мир вокруг перестал существовать. Я ждала. Ждала. Готовилась к важному дню. Мне некому было рассказать о нём. Не с кем было поделиться своими бедами. Сколько же сил пришлось потратить в ожидании, сколько раз я себя успокаивала, уговаривала, обещала себе, что всё это не зря! Надо пережить. Пережить этот год. Дождаться первого дня зимы. Дождаться…

Первый день зимы пришёл. Я встретила его приход, стоя у окна. Убывающая луна на тёмном небе была такой же одинокой, как и я. Накануне в интернете прочитала, что убывающая четвёртая фаза луны – подходящее время для важных начинаний. Отличное время для новых планов. В это время хорошо избавляться от всего ненужного, мешающего жить полноценно. Дышать полной грудью. Я верила этим прогнозам. Только нужно проявить терпение, нужно дождаться минуты, с которой должно всё начаться иначе.

Я не помню, удалось ли мне уснуть. Казалось, что нет. Мысли, даже если я спала коротко, не давали покоя. Как только рассвело, встала. Приняла душ. Делала всё машинально. Автоматически. Налитый в чашку чай так и остался нетронутым.

Первый день зимы был по-настоящему зимним. Ветер не давал двигаться быстро. А мне хотелось бежать. Скорее. Скорее. Но этого не получалось.

Наконец-то я у этих дверей. Я помню каждую царапину на ней, каждую трещинку, а их стало ещё больше. Дверь постарела. Я это заметила сразу же, как только подошла к ней. И никому эта больная дверь не была нужна. Никто и не подумал за ней поухаживать, пожалеть её. Сколько же слёз было пролито возле этой двери! Как я боялась сейчас прикоснуться к ней и войти туда! Туда, где решалась моя судьба.

– Девушка, если вы не заходите, то отойдите. Не мешайте людям. А то стоите тут не двигаясь. Ну!

И я вошла.

– Ну что ж, поздравляю! Мы снимаем вас с учёта. Вы молодец. Вы абсолютно здоровы. Но! Ровно через год, первого декабря, вы должны…

Но я уже ничего не слышала. Мчалась, летела к нему, чтобы рассказать, поделиться счастьем! Зимний ветер подгонял в спину. И мне казалось, что я полечу от счастья! Туда, куда готовилась весь год. И только сейчас я вдруг вспомнила, что он – муж, бывший муж – даже не знал, что́ я пережила за этот год, какой диагноз был у меня! А я по инерции летела к нему, как будто и не было этого года разлуки. А вечером он пришёл. Ровно через год. И не узнал меня. Я стала другой. Болезнь изменила меня. Я с ней боролась одна! Совсем одна. И я выбрала свой путь. Не с ним. Этот путь будет без него. Даже сейчас хотела бы ему повторить это ещё раз!

Мы ещё немного понаблюдали за смелым пловцом и, так и не дождавшись его возвращения на берег, пошли в корпус. Заплыв далеко в море – по-моему, лучшее из средств для снятия стресса. Хорошо бы сейчас уплыть далеко-далеко, лечь на спину, смотреть на звёздное небо, качаться на волнах и ни о чём не думать. А лишь загадывать самые сокровенные желания, наблюдая за метеорами.

Глава 8

– Да-да, войдите! Вам кого?

– М-м-м… так, мне нужна Розалия Иванова.

– Её нет. Что случилось?