Днем это обычно была музыка. Всяческая, но с преобладаниемрока и рэпа. По ночам это иногда была музыка, а иногда идиотские станции скруглосуточными разговорными программами. Мелишу некуда было деться отнепрерывного оглушительного шума. Он испробовал затычки для ушей, но онипрактически не снизили уровень децибелов и только вызвали у него дикую головнуюболь. Медитационное сосредоточивание абсолютно не помогало. За прошедшуюкошмарную неделю Мелиш возненавидел музыку, а заодно невротиков и параноиков,которые звонят ведущим программ вроде "Полуночного всадника".

— Так вы хотите сказать, — недоверчиво спросил звонящий, —что доверяете правительству больше, чем мне?

Но Полуночный Всадник был слишком искушен, чтобы угодить вловушку.

— Я хочу сказать, Билл… Вас ведь зовут Билл, верно?

— Верно.

— Я хочу сказать, что в рассматриваемом случае данные впользу реальной высадки на поверхность Луны перевешивают ваши данные, Билл.Только и всего.

Билла это не убедило.

— Всякий, кто доверяет правительству больше, чем простомугражданину, должен убраться вон из нашей страны и жить в…

— Выключи! — завопил Мелиш. — ВЫКЛЮЧИ-И-И-И!

Он стоял у окна, балансируя на костылях, и смотрел прямоперед собой через темный провал прохода.

Несколько секунд спустя Хэнсон, высокий молодой человек сгустой гривой светлых волос и могучими плечами, подошел к своему окну и молчауставился на Мелиша. Мелиш увидел его как темный силуэт — недвижный и каменный,будто статуя.

— ВЫКЛЮЧИ! — заорал Мелиш. — СЕЙЧАС ЖЕ! — Он, пошатываясь,шагнул почти вплотную к окну, точно мог взмахнуть костылями-крыльями,перелететь через проулок и сразить Хэнсона, точно ангел-мститель за Тишину.

— Сэм, Господи, что ты? — Айна схватила его сзади за плечи,стараясь удержать.

Мелиш увидел, как темный силуэт поднял руку и опустил штору.

— А теперь вы, вероятно, скажете, — взревел ПолуночныйВсадник во всю мощь стерео, — что Луна сделана из…

— Вот уж я ему скажу, вот уж сразу покажу, вот уж…

Хэнсон переключился на станцию, изрыгающую рэп.

Мелиш сокрушенно рухнул на кровать. Кондиционер в окне неработал, и пот пропитывал простыни, приклеивал пижаму к коже, щипал глаза.

— Сэм, хочешь, я позвоню в полицию? — сочувственно спросилаАйна, хотя оба знали, как он ответит на этот вопрос.

— Зачем? — спросил Мелиш. — Чтобы они час не ехали? А когдавсе-таки приедут, Хэнсон поубавит звук, а чуть они уедут, снова включит на всюкатушку?

Айна зажгла лампочку для чтения над изголовьем кровати ипосмотрела на него. Ей как раз исполнилось сорок, и в последнее время онаобрела привлекательность, которой не обладала, когда была моложе. Острые чертылица смягчились. Большие карие глаза, всегда добрые, теперь стали еще имудрыми. Она казалась исполненной безмятежности, которую Мелиш не совсемпонимал, но чувствовал, что сам ее никогда не обретет.

— Ты бы посмотрел на себя, Сэм, — сказала она, пока онглядел на нее с кровати. — Посмотрел бы, до чего ты позволяешь этому шумуизводить себя.

— Да, он меня изводит, — согласился Мелиш.

— Вот уж надо проучить, вот уж буду, буду бить, вот ужбольше им не жить…

— В ней столько насилия, в этой музыке, — сказала Айна. —Зачем ему ее слушать? — В ее голосе был искренний интерес.

— Зачем он вообще что-то слушает? — сказал Мелиш. — Авернее, все подряд? Он настраивается на музыку кантри, на классическую, наразговорные программы, на рок-н-ролл, на рэп — на все, что есть в эфире.По-моему, он нарочно меня злит. Он знает про мою сломанную ногу. Я видел, какон пялится в наше окно. Стоит и пялится. Это же пятый этаж без лифта, и,значит, он знает, что я заперт тут с раздробленной ногой. Я же не могуспускаться и подниматься по этим ступенькам. У меня нет выбора! Я вынужденслушать!

Она ничего не ответила и только погасила лампу. Он услышал —и увидел, — как она, точно тень, подошла к кровати со своей стороны. Звякнулипружины, и матрас прогнулся — она легла рядом с ним.

— Попытайся уснуть, Сэм.

— Тебе хорошо говорить! Ты-то всегда способна заснуть, чтобы там ни было. Пожар… война… Для тебя сон всегда был средством спрятаться.

Она ласково погладила его по плечу, и он понял, что онагрустно улыбается справедливости его слов. И засыпает.

— Вот уж травки покурю, вот уж вдарю…

Мелиш прикрыл голову сырой от пота подушкой, потом обхватилподушку обеими руками и сдавил, стараясь как можно крепче прижать к ушам еемягкую плотность.

Через несколько часов он заснул под "Мессию"Генделя.

Утром в окно задувал теплый ветерок. Мелиш и Анна сидели задеревянным столиком и завтракали кашей с низким содержанием жиров, тостами икофе. Айна намазала свой тост клубничным джемом. Тост Мелиша не был намазанничем. Доктор Стейн строго требовал, чтобы Мелиш следил за своим весом,давлением, холестерином. Как раз накануне того дня, когда пресс упал на ногуМелиша.

Стерео Хэнсона орало сообщение с вертолета службы дорожногодвижения.

— У мостов многомильные заторы, — говорила женщина под свиствоздуха, рассекаемого вокруг нее лопастями винтов. — Прямо под нами только чтостолкнулись легковая машина и грузовик, заблокировав движение в западномнаправлении. Водители вышли из своих машин и, видимо, вступили в драку.

— Этот город, — сказал Мелиш сквозь сухие крошки во рту, —превратился в ад. — Он запил крошки почти кипящим кофе и обжег язык.

— Ты ведь прежде его любил, Сэм, — сказала Айна.

— И сейчас люблю, но он превратился в ад.

— Тебе так кажется только из-за ноги.

Возможно, она и права, подумал Мелиш. Нога отчаянно зудела,словно сороконожка извивалась в смертельной агонии там, где он не мог до неедобраться. Он забыл про ногу, пока Айна не упомянула про нее, но теперь зудстал невыносимым.

Он оперся на костыль, кое-как поднялся и сунул под мышкувторой костыль. Он увидел Хэнсона, неподвижно застывшего в окне по ту сторонупрохода. Едва Хэнсон заметил, что на него смотрят, как он отступил внепроницаемый для взгляда полумрак своей квартиры, будто призрак, медленноисчезающий в другом измерении.

— Хэнсон опять за нами подсматривал, — сказал Мелиш. —По-моему, он шпионит за нами.