Как-то я вернулся домой из брокерской фирмы, в которойработаю, и нашел на обеденном столе письмо — а вернее, записку — от моей жены ссообщением, что она уходит от меня, что ей необходимо некоторое время побытьодной и что со мной свяжется ее психотерапевт. Сидел на стуле у обеденногостола, вновь и вновь перечитывая короткие строчки, не в силах поверить.Помнится, около получаса у меня в голове билась одна-единственная мысль: «Ядаже не знал, что у тебя есть психотерапевт, Диана».

Потом я поднялся, пошел в спальню и огляделся. Ее одежды небыло (если не считать подаренного кем-то свитера с поблескивающей поперек грудинадписью «ЗОЛОТАЯ БЛОНДИНКА»), а комната выглядела как-то странно, неряшливо,будто ее обыскивали, ища что-то. Я проверил свои вещи — не взяла ли оначего-нибудь. Мои руки казались мне холодными и чужими, словно их накачалитранквилизатором. Насколько я мог судить, все, чему следовало там быть, тамбыло. Я ничего иного и не ждал, и тем не менее комната выглядела странно,словно она ее дергала, как иногда в раздражении дергала себя за кончики волос.

Я вернулся к обеденному столу (который занимал один конецгостиной — в квартире ведь было всего четыре комнаты) и перечел еще раз шестьадресованных мне фраз. Они остались прежними, но теперь, заглянув в странновзъерошенную спальню, в полупустой шкаф, я был уже на пути к тому, чтобы имповерить. Она была ледяной, эта записка. Ни «целую», ни «всего хорошего», нидаже «с наилучшими» в заключение. «Береги себя» — такой была максимальнаястепень ее теплоты. И сразу под этим она нацарапала свое имя.

«Психотерапевт». Мои глаза снова и снова возвращались кэтому слову. «Психотерапевт». Наверное, мне следовало бы радоваться, что это небыл «адвокат», но радости я не испытывал. «С тобой свяжется Уильям Хамболд, мойпсихотерапевт».

— Свяжись вот с этим, пупсик, — сказал я пустой комнате иприжал ладонь к паху. Но это не прозвучало круто и язвительно, как мнехотелось, а лицо, которое я увидел в зеркале напротив, было белым, как бумага.

Я прошел на кухню, налил себе апельсинового сока в стакан иуронил его на пол, когда попытался взять со стола. Сок облил нижние ящики,стакан разбился. Я знал, что непременно порежусь, если начну подбирать осколки— у меня тряслись руки. Но я начал их подбирать. И порезался. В двух местах.Неглубоко. Я все думал: это шутка, потом понял, что нет и нет. Диана не быласклонна к шуткам. Но только я же ничего подобного не ждал и ничего не могпонять. Какой психотерапевт? Когда она у него бывала? О чем она говорила?Впрочем, пожалуй, я знал, о чем. Обо мне. Вероятно, всякую чушь о том, как явсегда забываю спустить воду, кончив мочиться, как я требую орального секса донадоедливости часто. (На какой частоте-возникает надоедливость? Я не знал). Какя мало интересуюсь ее работой в издательстве. И еще вопрос: как она моглаобсуждать самые интимные стороны своего брака с человеком по имени УильямХамболд? В самый раз для физика из Калифорнийского технологического институтаили заднескамеечника в Палате лордов.

И еще супервопрос: почему я не замечал, как что-тоназревало? Каким образом я мог нарваться на это, точно Сонни Листон назнаменитый неуловимый апперкот Кассиуса Клея? По глупости? Из-за отсутствиячуткости? По мере того как проходили дни и я перебирал в памяти последние шесть-восемьмесяцев нашего двухлетнего брака" у меня сложилось убеждение, что причиназаключалась и в том, и в том.

В тот вечер я позвонил ее родителям в Паунд-Ридж и спросил,не у них ли Диана.

— Да, она здесь и она не хочет разговаривать с вами, —сказала ее мать. — Больше не звоните.

Тишина в трубке у моего уха.

Два дня спустя мне в контору позвонил знаменитый УильямХамболд. Удостоверившись, что он действительно говорит со Стивеном Дэвисом, онтут же начал называть меня Стивом. Может, вам чуточку трудно в это поверить,однако было именно так. Голос Хамболда был мягким, тихим, интимным, и мнепредставился кот, мурлыкающий на шелковой подушке.

Когда я спросил про Диану, Хамболд ответил, что "всеидет настолько хорошо, насколько можно было ожидать", а когда я спросил,нельзя ли мне поговорить с ней, он выразил мнение, что "это на данномэтапе было бы контрпродуктивно". Затем, совсем уж немыслимо (во всякомслучае, на мой взгляд), он осведомился карикатурно заботливым тоном, какпоживаю я.

— Лучше некуда, — ответил я. Я сидел за столом, опустивголову, обхватив лоб левой рукой. Глаза у меня были зажмурены, чтобы несмотреть в ярко-серую глазницу экрана моего компьютера. Я много плакал, и былотакое ощущение, что под веки попал песок. — Мистер Хамболд… ведь"мистер", а не доктор?

— Я предпочитаю "мистера", хотя имею степени…

— Мистер Хамболд, если Диана не хочет вернуться домой, еслиона не хочет разговаривать со мной, так чего же она хочет? Зачем вы звоните?

— Диана хотела бы получить доступ к сейфу, — сказал онвкрадчивым, мурлыкающим голоском. — Вашему ОБЩЕМУ сейфу.

Тут я понял, почему у спальни был такой мятый, взъерошенныйвид, и ощутил первые яркие проблески злости. Ну, конечно же! Она искала ключ ксейфу. Она не интересовалась моей небольшой коллекцией серебряных долларов,чеканившихся до Второй мировой войны, или кольцом с розовым ониксом, котороекупила мне к первой годовщине нашей свадьбы (годовщин этих у нас было всегодве)… но в сейфе хранилось бриллиантовое колье, которое я ей подарил, ипримерно на тридцать тысяч долларов ценных бумаг. Ключ был в нашем летнемдомике в Адирондакских горах, вспомнил я. Не нарочно, а по забывчивости яоставил его на книжном шкафу у самой стены среди пыли и мышиного помета.

Резкая боль в левой руке. Я посмотрел и увидел, что онастиснута в тугой кулак. Я раскрыл пальцы. В подушечке ладони ногти отпечаталиглубокие полумесяцы.

— Стив? — промурлыкал Хамболд. — Стив, вы слушаете?

— Да, — ответил я. — Мне надо сказать вам две вещи. Выготовы?

— Разумеется, — сказал он все тем же мурлыкающим голоском, ина миг мне представилось, как Уильям Хамболд мчится по пустыне на"Харлей-Дэвидсоне" в окружении своры Ангелов Ада. А на спине егокожаной куртки: "РОЖДЕН ДЛЯ КОМФОРТА".

Снова боль в левой руке. Она вновь непроизвольно стиснуласьв кулак, как смыкаются створки устрицы. На этот раз, когда я его разжал, двамаленьких полумесяца из четырех кровоточили.

— Во-первых, — сказал я, — сейф останется запертым до техпор, пока какой-нибудь судья по бракоразводным делам не распорядится открытьего в присутствии адвоката Дианы и моего. А тем временем никто его не обчистит,и это точно. Ни я, ни она. — Я помолчал. — И ни вы.