– Ты что – не врубаешься?

– Вообще-то да. То есть нет. То есть не врубаюсь.

– Он это снова сделал! – И она опять взглянула на дверь нашего загадочного соседа, причем во взгляде ее я заметила самую настоящую ненависть.

– Что сделал?

– Трудно с тобой! Ну, посмотри сама! – И она сунула мне в руки сложенную в несколько раз газету, открытую на заметке «Чудовищное преступление или несчастный случай?».

Буквы плясали перед моими глазами, но я сосредоточилась и прочитала.

«Сегодня ранним утром сотрудница почтового отделения в пригородном поселке Ручейки, разнося почту по адресам, сделала страшную находку.

Рядом с автомобильной стоянкой она нашла обескровленное тело мертвой женщины.

Наш корреспондент сумел по горячим следам взять интервью у сотрудницы почты, и, по ее словам, жертва была зверски искусана и полностью обескровлена…»

Там были еще какие-то подробности, но я их пропустила и задержалась на следующей фразе:

«Информированный сотрудник правоохранительных органов сообщил нам на условиях анонимности, что уже удалось установить личность погибшей. Это оказалась жительница Ручейков Дарья С., такого-то года рождения»…

В глазах у меня потемнело.

Дарья…

Ну да, подружку Лешкиного приятеля Толика звали Даша, сейчас я точно вспомнила…

И год рождения подходящий…

И самое главное – живет в Ручейках…

Перед моими глазами всплыл цветущий, усеянный маками луг из моего сна и лежащая на траве мертвая женщина с широко открытыми глазами…

Конечно, пустая была девка, и дрянь порядочная, мало того что с Лешкой в постель улеглась, так еще и куртку мою изрезала, но все же… такую страшную смерть никому не пожелаешь!

Плюс ко всему я вспомнила каменных собак возле того таинственно исчезнувшего дома…

И огромных черных псов из своего сна…

И загрызенного в машине человека…

– Ты чего так побледнела? – осведомилась Нинка. – Что, напугалась? Да ладно, ты ее знать не знала…

– Не… знала… – поспешно подтвердила я. Не рассказывать же Нинке про ту ночь и про свой сон…

– Ну, так и не бери в голову! Нам своих неприятностей хватает! Но вот теперь-то ты не сомневаешься, что это он? – И она мотнула головой в сторону комнаты Викентия.

– Да с чего ты взяла?

– Как – с чего? Ты же прочитала, что труп обескровленный… это он кровь выпил! Говорю тебе – однозначно он вампир!

– Да, но раньше он убивал по вторникам… ты же даже так и обозвала его – «убийца по вторникам».

– Ну, в той передаче говорили, что со временем маньяки убивают все чаще и чаще. Он постепенно входит во вкус, ему уже мало убивать только по вторникам, он убивает и в другие дни недели…

– Так ты определись уж, маньяк он или вампир?

– А кто ему мешает быть и тем, и другим одновременно? И маньяк, и вампир…

– Ну, в общем-то, наверное, никто… – ответила я, только чтобы Нинка отвязалась.

– Надо же, – проговорила она с каким-то странно мечтательным выражением лица. – А сперва он показался мне совсем неинтересным, бесцветным… Щуплый такой, мямля, в общем, хотя… ты знаешь, вот как раз вчера…

Я удивленно взглянула на Нинку.

Уж не проснулся ли в ней женский интерес к нашему невзрачному соседу? С чего бы это, хотелось бы знать… Вот уж кто совершенно не в ее вкусе! Говорила я уже, что Нинке нравятся мужики крупные, мордатые, руки как лопаты, ноги как колонны. И лицо чтобы как топором вырубленное, да тот, кто вырубал, не слишком старался.

У Викентия же если и есть что-то большое, так это нос. По Нинкиному же выражению, на семерых рос, да одному достался. И с чего это она вдруг соседом заинтересовалась?

Но меня это, честно говоря, мало волновало. Вообще не хотелось ни с кем разговаривать. И кофе даже не хотелось. Хотелось воды и половину лимона туда выжать. И лед положить.

И пить маленькими глотками, и чтобы было тихо и прохладно. И чтобы никто не стоял над душой и на работу не ходить.

Да, кажется, вчера я здорово перебрала с шампанским.

Я вздохнула тяжело и начала было собираться, как вдруг до меня дошло, что сегодня суббота. А это значит, что мне не нужно идти на работу. Нет, все-таки жизнь иногда бывает если не прекрасной, то вполне сносной.

По этому поводу я снова улеглась в кровать и проспала, наверно, часа два или больше.

А когда встала и вышла в коридор, удивленно замерла на месте.

Нинка стояла перед дверью Викентия и сосредоточенно ковырялась в замке шпилькой.

– Ты что тут делаешь? – прошипела я.

Нинка вздрогнула и обернулась.

– А, это ты… а я подумала, что тебя нету!

– Так что ты делаешь?

– А на что это похоже? – огрызнулась соседка.

– Похоже, что ты пытаешься открыть дверь Викентия. И мне это совсем не нравится.

– А мне не нравится, что мы живем в одной квартире с серийным убийцей! И я хочу наконец все прояснить!

– Как ты это можешь прояснить?

– В его комнате наверняка есть что-то. Какие-то улики, трофеи, фотографии жертв, их вещи… в кино серийные убийцы всегда хранят такие трофеи! Там обязательно есть подвал, а в нем целая стена увешана фотографиями убитых женщин! И еще там непременно спрятана шкатулка или сундук, а там, допустим, серьги, или кольцо, или заколка, или прядь волос…

– Ага, скальпы он с них снимает и в коробочку складывает! Нинка, очухайся, мы же с тобой не в кино! Какой подвал, у него всего-то одна комната!

– Тем более! В кои-то веки он ушел из дома, и я хочу использовать такую возможность!

– А что, если он вернется?

– Тем более нужно действовать быстрее, а ты вместо этого меня только задерживаешь! – Нинка была полна энергии, и я поняла, что не смогу ее остановить.

Она снова принялась ковыряться в замке. Я же стояла рядом, очень недовольная.

Через пару минут Нинка распрямилась и проговорила:

– Черт, в кино всегда показывают, как открывают замок шпилькой. Я думала, это правда просто, а ничего не выходит…

– Ладно, попробуй вот это! – И я протянула ей ключ.

– Что это? – Нинка с изумлением уставилась на ключ.

– Ключ. Ты не забыла, что когда-то вся эта квартира принадлежала моей семье? Вот ключи от всех комнат и сохранились. Нашла у бабушки в вещах.

Это верно, мебель в той комнате, которую оставила мне бабушка, была старая, и ее было слишком много. Очевидно, когда мы с матерью переехали, бабушка забрала себе все, что мать оставила.

Разумеется, мать оставила только ненужное, то, что не влезло бы в нашу однокомнатную квартирку. Старый секретер, который отдал мне отец, когда