– Я собираюсь умереть, парни, – сказал Кордис. – Вы простите меня?

– Нет, – ответил Джим. – Женщина превратила тебя в беспомощное ничтожество, Кордис. Сам прости себя, если сможешь.

– Послушай, Андрис, я это запомню.

– Я увезу Элли на пограничную планету, – заявил тот. – Мы больше никогда не увидим безволосых слизняков вроде тебя.

Лео протестующее забормотал. «Я выживу, чтобы поквитаться с Андрисом, – подумал Кордис. – Будь проклята его наглость!» Пятка пульсировала, а камень все еще колол под ребра. Кордис осторожно пошевелился, и ему стало легче. Он напевал под нос песню местных мальчиков, и это тоже помогало. Кордис задремал. «Если я выживу, у меня снова вырастут волосы на теле», – подумал он.

Его разбудил голос Джима:

– Кордис! Лежи тихо!

Открыв глаза, в свете факелов он увидел вокруг волосатые ноги, зубастые звериные морды, ревущие песню, и Белую Полосу, покачивавшегося рядом ей в такт с дубинкой наготове. Песня раскатисто прогремела над Кордисом, и вниз языками пламени посыпались искры, опаляя его тело. Он заскулил и дернулся, но не позволил шевельнуться камешку на своей груди. Процессия двинулась дальше. Ниже по склону закричал мальчик, глухие удары дубинки заставили его замолчать. И снова Кордис почувствовал жалость к мальчишкам.

– Черт возьми! – выругался Джим. – Это и впрямь больно!

– Это испытание, которого не выдержал тот парнишка, Артур, только ему удалось сбежать, – сказал Лео. – Миссис Кордис следила за ним на экране, пока я его не спас.

– Как он себя вел? – спросил Джим.

– Доверился мне с самого начала. Уилла сказала, что он был очень ласковым, и они научили его разным трюкам. Только он не произносил ни слова и просто взбесился, когда они попытались заставить его говорить.

«Я ласковый. И знаю разные трюки», – подумал Кордис. Ниже по склону погасли факелы, и жрецы запели вместе с мальчиками. Белая Полоса снова уселся на выступ рядом с Кордисом и тоже негромко запел. Это была новая песня – со словами, что встревожило Кордиса. Затем он услышал шаги над головой и резкий голос Джима:

– Привет, пернатая морда, мы все еще тут. Миссис Кордис назвала тебя по имени. Кребс, да? Кто ты, черт возьми, такой?

– Роланд Кребс. Антрополог, – произнес дьявольский голос. – Однажды я чуть не женился на Марте, но она очень вовремя начала называть меня Ролло.

Тот тип? Кордис открыл было рот, но быстро закрыл. Еще не хватало! Он притворился, что потерял сознание, и старался не слушать.

– Вы не сможете разделить следующую фазу ритуала, и это ваша большая потеря, – сообщил Кребс. – Сейчас каждый мальчик постигает имя, которое назовет своим на последнем этапе, если выживет. У мужчин примитивный язык, и мальчики давным-давно подхватывают слова, как попугаи. Теперь, когда они поют вместе со жрецами, слова оживают в них.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джим.

– Непосредственно то, что сказал. Слова связываются вместе и впервые обретают смысл. В этой песне робадурский вариант мифа о сотворении мира. – Кребс понизил голос. – Их нет здесь и сейчас, как тебя, Андрис. Они, осознавая все свои чувства, присутствуют при сотворении собственного человеческого мира.

– Это и есть потеря для нас? Да… Это большая потеря. – Голос Джима звучал потрясенно.

– Да. Долгое время слова были всего лишь болезнью нашего рода, – сказал Кребс. – Но они все еще способны объединять и значить. Подумайте вот о чем: мы нашли гоминидов на тысячах планет, но никто из них не достиг стадии использования символов. Разве что едва-едва. Палеонтология доказывает, что аборигены застряли на пороге эволюции разума в человеческий на целых двести миллионов лет. Но на Земле разум нашего вида эволюционировал до стадии использования символов примерно за триста тысяч лет.

– Так эволюционирует разум или мозг? – тихо спросил Джим.

– Мозг эволюционирует так же, как плавники превращаются в ноги, – ответил Кребс. – Гоминиды не в состоянии развить центральную нервную систему, адекватную для работы с символами. Но на Земле за очень короткое время что-то привело к структурным изменениям в центральной нервной системе одного вида животных, куда более значительным, чем грубое внешнее изменение от рептилии к млекопитающему.

– Я инженер, – сказал Джим. – Зоологи знают, как такое случилось.

– Зоологи всегда считали, что естественный отбор не мог сработать столь быстро, – ответил Кребс. – То, что мы узнали на планетах гоминидов, доказывает – так оно и есть. Естественный отбор может занять полмиллиарда лет. Наши пращуры выбрали короткий путь.

– Ладно, – сказал Джим. – Ладно. Наши пращуры стали своим собственным фактором отбора в ритуалах, подобных этому. Они были животными и превратили себя в людей. Ты хочешь, чтобы я это сказал?

– Я хочу, чтобы вы почувствовали хотя бы часть того, что сейчас чувствуют мальчики. Да, наши пращуры изобрели ритуал как искусственное дополнение эволюции. Они изобрели ритуал, чтобы выявить и сохранить все мутации в человеческом направлении и устранить регрессию к животной норме. Они придумали испытания, в которых инстинктивное поведение животного означало смерть, и только способные пойти против инстинкта могли выжить, чтобы стать людьми и отцами следующего поколения. – Голос Кребса слегка дрожал. – Подумай об этом, Андрис! Люди и животные – братья, рожденные от одной матери, и животных убивали в период полового созревания, если они не выдерживали испытаний, вынести которые мог только человеческий разум.

– Да. Наша тайна. Наша настоящая тайна. – Голос Джима тоже дрогнул. – Каин убивал Авеля на протяжении десяти тысяч поколений. И это создало меня.

Кордис вздрогнул, и камень вонзился ему под ребра.

– Грех Темного Робадура – это благодать Светлого Робадура, и они едины, – сказал Кребс. – Знаешь, Институт превратил миф в науку. Темный Робадур – это общевидовая личность, олицетворенный инстинкт. Светлый Робадур – это человеческий потенциал этих созданий. Он связывает Темного Робадура символами и удерживает его ритуалом. Он делает это с любовью, ради превращения своего народа в людей.

– С любовью, страхом, болью и смертью, – заметил Джим.

– С болью и смертью. Те, кто умер сегодня ночью, были животными. Те, кто умрет завтра, будут несостоявшимися людьми, которые осознают, что умирают, – ответил Кребс. – Но послушай их песню.

– Я слышу ее. Я понимаю их чувства, спасибо тебе за это, Кребс, – сказал Джим. – Только мальчики?

– Да, девочки получат половину хромосом от своих отцов. Они получат весь эффект отбора, за исключением той части, которая специфически относится к мужской Y-хромосоме, – пояснил Кребс. – Они останутся без греха, связанного с Темным Робадуром. Это создаст психологическую разницу.

– А. И вы, люди из Института, начинаете эти ритуалы на планетах гоминидов, делаете их самоподдерживающимися, как разжигание уже разведенного костра, – медленно произнес Джим. – Культурный шок – это ложь.

– Не ложь, а полезная дымовая завеса.

– Ох, Кребс, спасибо тебе. Кребс… – Джим понизил голос, и Кордис напрягся, чтобы расслышать: – …как ты считаешь, может ли Светлый Робадур обладать сверхчеловеческим потенциалом?

– Я надеюсь, что он может таким стать, – ответил Кребс. – Теперь вы знаете