которых ученые сталкиваются с чем-то совершенно безумным и им приходится достичь той же меры безумия, чтобы объяснить происходящее.

Написать такую историю без юмора невозможно. Я-то знаю. В 1956 году я написал для Джона рассказ «Паштет из гусиной печенки» о птице, несущей золотые яйца. А Рик Рафаэль вовлекает Кэмпбелла – и нас вместе с ним – в еще более эксцентричную и комичную ситуацию. (А. А.)

– Кыш! – крикнула Хетти Томпсон, пытаясь пробраться к курятнику, и замахала видавшей виды фетровой шляпой на кудахчущую стаю, кружащую вокруг ног. – Пошли прочь! Ну-ка, Соломон! – обратилась она к подпрыгивающему гребню огромного петуха, гордо вышагивавшего вдоль толпы. – Не стой как довольный ковбой после ночи в Рино[8]. Разгони этих балаболок, а то не пройти!

Она шуганула кур руками, и птицы с протестующими криками бросились врассыпную.

В дверях курятника Хетти задержалась, чтобы после ослепительно сияющего двора ранчо дать глазам привыкнуть к прохладному полумраку. В спину било жаркое солнце раннего невадского утра, и под мужской рубашкой, которая была на ней надета, ощутимо потекли первые струйки пота.

Аккуратно, но быстро двигаясь вдоль гнезд, Хетти уверенно шарила в рассыпанной соломе в поисках яиц, осторожно клала каждую находку в висящую на руке металлическую корзину и беззвучно считала. Обойдя весь курятник, она выпрямилась и вышла с выражением легкого раздражения на лице.

Куры снова закружили у ног в надежде на горсть лущеной кукурузы, которую Хетти обычно им кидала. В дальнем углу по краю двора величественно ступал Соломон, ни единым шагом не заходя на взрыхленную полосу, за которой находился огород.

– Вот там и стой, донжуан негодящий, – проворчала Хетти. – Сегодня утром на пять яиц меньше, а ты как будто профсоюзный босс у этих беженок из кастрюли.

Соломон склонил голову и пристально посмотрел Хетти в глаза. Прежде чем подняться по ступенькам заднего крыльца, она бросила петуху последнее замечание:

– Плохо будешь стараться – сам того и гляди в этой кастрюле очутишься.

Соломон презрительно заклокотал.

– А еще лучше, заведу себе молодого петушка, будет вместо тебя работать.

Соломон громко вскудахтнул и помчался к курятнику, гоня перед собой трех куриц.

С довольной улыбкой победителя Хетти поднялась по ступенькам к двери кухни. Прежде чем войти, она обернулась и оглядела двор с постройками.

– Барни-и-и-и! – завопила она. – Ты никак там все еще коров доишь?

– Уже иду, миз Томпсон, – донеслось из хлева.

Сетчатая дверь за Хетти захлопнулась, она вошла на кухню и поставила на большой хозяйственный стол корзину с яйцами. Потом подняла было руку, чтобы вытереть рукавом рубашки влажный лоб, но тут заметила, что в оцинкованной корзине среди обычных яиц в центре лежит… золотое.

Хетти на несколько секунд застыла с приподнятой рукой, недоуменно таращась на тускло сияющий овал, а затем медленно вытащила яйцо наружу. Оно было чуть тяжелее обычного и, если бы не желтовато-бронзовый цвет скорлупы, не отличалось бы от остальных двадцати с лишним яиц в корзине. Хозяйка так и стояла с яйцом в руке, когда дверь снова хлопнула и, прихрамывая, вошел батрак. Он пересек кухню с двумя ведрами молока и поставил их у раковины.

– На чегой-то вы такое глядите, миз Томпсон? – спросил Барни Хэтфилд.

Хетти ничего не ответила, не переставая хмуро пялиться на яйцо у себя в руке. Барни обогнул стол и подковылял поближе, приглядываясь. Льющийся сквозь окна кухни свет блестел на странной скорлупе. У Барни округлились глаза.

– Вот это штука… – с восхищением прошептал он.

Хетти вздрогнула, словно перед ее носом кто-то щелкнул пальцами. Ее лицо вернуло себе привычное выражение деловитого скептицизма.

– Да уж, – фыркнула она. – Сама чуть не попалась. Не такое какое-то яичко, но уж не золотое же. Видать, глупая курица наклевалась в сарае удобрений, перебрала минералов, что ли, каких-нибудь… На что ты пялишься, дурак ты старый! – Она сердито глянула на Барни. – Это тебе не золото.

Хетти положила яйцо на стол и подошла к раковине, поставила в нее чистый двухгаллоновый бидон из сушилки, готовая перелить в него жирное пенное молоко из ведер, принесенных Барни.

– Миз Томпсон, Салли сегодня отелилась. Разродилась славным бычком.

Хетти посмотрела на два ведра молока.

– Ну а где тогда остальное?

– Это от Квини. То, что от Салли, осталось на крыльце.

– Так тащи его внутрь, пока на солнце не скисло!

– Не могу, – ответил Барни.

Хетти резко развернулась и сердито уставилась на него.

– Что значит – не можешь?! Ящур подцепил?

– Не, мэм, просто нехорошее оно, от Салли которое. Давайте теленку дадим молоко Квини?

Хетти подняла одно из ведер и принялась наполнять бидон. По ее лицу распространилась хмурая гримаса.

– Барни, а что там такое? Думаешь, Салли заболела или что? – спросила она.

Барни почесал в затылке.

– Даже не знаю, миз Томпсон. С виду-то и не скажешь, нормальное после отёла, ну почти. Жирности маловато и пенки нет, как привычно. Но одно точно скажу: пахнет оно как-то не так и на вкус тоже че-то не так, дьявол его. Мне когда оно странным на вид-то показалось, я палец в него сунул да попробовал. Ну точно говорю: дрянной вкус. Фу-у. – Вспомнив вкус молока, он скривился.

– Да ты небось лошадь свою старую чистил, а потом доить пошел, – Хетти фыркнула, – вот у тебя вкус ее траченой старой шкуры на пальцах и остался. Я тебе сколько раз говорила руки мыть, прежде чем лезть доить коров. Я тыщу восемьсот долларов за племенную гернзейскую корову выложила не для того, чтоб у нее от твоих грязных рук вымя воспалилось.

– Да не так все было, миз Томпсон! – с негодованием воскликнул Барни. – Помыл я руки! Хорошо помыл. А к лошади утром вообще не подходил. Это просто молоко такое дрянное.

Хетти наполнила бидон, поставила в холодильник, вытерла руки о джинсы и вышла на крыльцо. Барни плелся следом. Она наклонилась к оставленным у дверей ведрам и принюхалась.

– Тьфу! – поморщилась она. – И впрямь запах странный. Барни, подай мне вон тот ковшик.

Барни снял висевший на гвозде рядом с дверью ковшик и протянул ей. Хетти зачерпнула молока, пригубила, резко выпрямилась и выплюнула молоко на двор.

– Гадость какая, – скривилась она, – на вкус хуже солярки. – Поморщившись, она помешала мутную жидкость в ведрах и пошла обратно на кухню, восклицая: – Ничего подобного еще не видывала. Куры снесли какое-то негодящее яйцо, а теперь, вот тем же утром, отелившаяся племенная гернзейка за тыщу восемьсот долларов выдает помои вместо молока. – Она задумчиво посмотрела вдаль над двором, на далекие горы, словно колышущиеся от горячего полуденного солнца. – Пожалуй, Барни, мы это молоко свиньям нальем, чтоб не выбрасывать. Я еще не видела, чтобы дюроки от чего-нибудь отказывались. Будешь им еду разогревать, залей туда это молоко.

Хетти вернулась на кухню, а Барни заковылял по двору к тракторному сараю. Он надвинул на глаза поля пропитанного потом стетсона и, прищурившись, поглядел