— положили меня почему-то на бок. По виду комната была похожа на операционную, или даже на прозекторскую, когда меня кантовали, я заметил на столе раковину с краном. На столике неподалёку разложили инструменты, там, среди скальпелей, секционных ноже и пил, лежали молотки и топорики. Похоже, Соболева собирались разделать на части.

Подошла Оксана, сменившая лёгкое пальто на синий халат и дермантиновый фартук, она бросила сумочку на стул рядом со мной, подошла к инструментам, и начала в них копаться.

— Где датчик излучения? — спросила она.

— Уже везут, — очкастый тоже переоделся, — будет через полтора часа.

— Ты идиот? Зачем тогда такая спешка, я могла его и вечером подготовить, а теперь весь дом видел, как мы его увозили.

— Мозгами пошевели, курица, — не остался блондинчик в долгу, — днём народу меньше, чем вечером, да и скорую эту только к ночи хватятся. Пролежит он полтора часа?

Оксана пропала из поля зрения, и появилась с капельницей, игла вошла мне в вену, и голубоватая жидкость капля за каплей начала уходить из подвешенного баллона.

— Если убьёшь его, с тебя шкуру живой снимут, в прошлый раз пронесло, а в этот и не надейся, — предупредил её подельник.

— Без тебя знаю, — огрызнулась докторша. — Хочешь, вон, привяжи его.

— А надо?

— Ну ты же мне не доверяешь. Капельница рассчитана на сорок минут, потом вторую поставлю.

Очкастый плюнул, попав мне на ногу, и заткнулся. Через несколько минут они вышли, и уже за дверью продолжили переругиваться, постепенно голоса стихли.

Странно, но от капельницы хуже не становилось. Даже наоборот, минут через десять я смог подвигать шеей, плечом, левой рукой, сначала только верхней частью, а потом целиком. На этом, правда, мои успехи закончились, ноги я вообще не чувствовал, а правую руку, на которой лежал и в которую воткнули иглу, ощущал ребром — локоть туда вдавился. В пределах досягаемости не было ничего, чем бы я мог себя защитить. Разве что в сумочке Оксаны Леонидовны что-нибудь полезное лежало, я дотянулся до стула, стараясь не скрипеть, подтянул его к себе поближе. Не знаю, что я хотел найти, пистолет или хотя бы нож, но наощупь там были только цилиндрики и плоские коробочки. Помада и тушь. А ещё бумажник и телефон.

Набирать номер одной рукой, стараясь не выронить трубку, было тяжело, но я справился.

— Зина? — спросил я, услышав мужской голос, поинтересовавшийся, кто его беспокоит.

Мой собственный был хриплым и почти неразборчивым. Собеседник на том конце попытался сказать, что таких там нет.

— Слушай сюда, Зина. Я — Соболев, меня похитили, сейчас держат в какой-то глуши и собираются резать на куски. Не знаю, с кем ты свяжешься, но если ваши люди здесь не будут через час, от меня только обрезки останутся. Понял?

— Да, — коротко ответил незнакомец, и положил трубку.

Из последних сил засунул телефон обратно в сумку, отодвинул стул, начала накатывать тошнота, сознание словно разделилось — вот лежу я, Дима Куприн, в теле майора Соболева, и вот кто-то ещё. Совершенно чужой, нечеловеческий, монстр какой-то. Мозг словно обдало холодом, тошнота стала сильнее, меня вырвало пережаренными котлетами в томате с гарниром из тщательно пережёванных огурцов. Если бы лежал на спине — захлебнулся, а так постарался, чтобы и до сумочки долетело.

Оксана вернулась, когда раствор почти закончился. Она поменяла капельницу, посветила мне в глаза фонариком, проверила отсутствующие рефлексы. Потом вытащила из ряда инструментов секционный нож, примерилась.

— Куда он впитался, интересно, — заговорила докторша сама с собой. — Соболев, может ты скажешь, какого размера этот осколок, миллиметр, или как булыжник? В прошлый раз ты разговорчивее был, всё про жену свою рассказывал и её нового мужа, про дочку, я аж всплакнула. Все вы, мужики, идиоты, вам лапшу на уши, вы в ответ слюни распускаете. Эдик, ну что?

— Скоро будет, — появился в поле зрения блондинчик, — этих я успокоил, они ведь больше не нужны?

— Идиот! А кто будет отсюда выносить все эти куски?

— Сама дура, ты что, собралась за собой прибирать? Сожжём всё, делов-то. Ну что, приступим? Шеф приедет, а мы уже кое-что для него подготовим.

— Да, — Оксана оглядела меня с ног до головы, — давай с предплечий начнём, перетягивай жгутом чуть выше локтя. Алгоритм простой, отрезаем кусок, ждём пять минут, если излучение пропало, осколок в этом куске.

— А если он в голове? Что будем делать?

— Мне откуда знать, — докторша раздражённо дернула плечами, — распилим голову на куски, я вообще не знаю, что это и как выглядит, пусть у начальства голова болит. Скажет отрезать — отрежу, а остальное не моя забота. Погоди, стучат вроде.

— Это он, — очкастый направился к двери, — ты пока сама жгутом.

— Козёл ленивый, — отреагировала Оксана. — Как думаешь, Коленька, мне это приятно, живьём тебя кромсать? Вы, мужики, эгоисты, только о себе и заботитесь. Сказал бы, где и что искать, и не мучился, а теперь всё, поздно.

Она приложила нож к локтевому суставу — я его не видел, но почувствовал холод и разошедшуюся от разреза кожу, потом передумала, и взяла со стола пилу, примерилась.

— На вашем месте я бы этого не делал, — раздался голос со стороны двери.

Брумель долго не раздумывала, она попыталась ударить меня пилой в горло. Закруглённый край упёрся в хрящ, Оксана напрягла руку, продавливая стальную полосу дальше. Раздался выстрел, она покачнулась и медленно свалилась со стула.

Перед глазами появился полковник, он помахал рукой.

— Эй, Соболев, слышите меня?

Я кивнул.

— Отлично. Вовремя вы позвонили, где часы?

В хрипе навряд ли что-то можно было разобрать, но это полковника не расстроило. В комнате появились люди в форме, меня снова подхватили и понесли. И я не был уверен, что моё положение улучшилось.

(16). Сторона 2. 3 мая, воскресенье

(16). Сторона 2. 3 мая, воскресенье.

Говорят, что человек склонен себе всё прощать. Не знаю, я, когда оставался на той стороне без моего присмотра, был, похоже, тем ещё дебилом. Вот за каким хреном я полез к Лифлянду с расспросами? Теперь на мне висит долг, который неизвестно как отдавать, я не могу следить за состоянием своей оболочки здесь и настоящего тела там. А ещё наверняка тот Дима Куприн, который жил в реальном мире, думал то же самое обо мне. Повёлся на женское тело и недоваренные пельмени, если так подумать, кто имел доступ к медкарте и всем данным Соболева? Доктор Брумель Оксана Леонидовна.

Её до конца не убили, пуля попала в плечо и раздробила сустав, от болевого