— Ну, ты же дама богатая, причем даже очень, и можешь позволить себе праздную жизнь, — с улыбкой ответил Тимофей. — А вот я бедный банковский аналитик…

— Не такой уж бедный…

— Ну, и не такой уж и богатый! Но, думаю, все познается в сравнении: конечно, жизнь тут прелестная, однако рано или поздно приестся. Хотя время от времени нужно вырваться на две-три недели из душного мегаполиса, забыть обо всем и с головой уйти в другую реальность.

В другую реальность… Инна поняла, что не хочет никакой другой, а только эту: с Тимофеем, Женечкой, Олесей, Милой Иосифовной и даже Долли — и какая разница, где они: в Москве, под Москвой или в совершенно ином месте — главное, что она счастлива. И что у них все есть…

Однако Тимофей все же продемонстрировал ей, что она витала в облаках.

— И относительно безопасности не стоит беспокоиться. Объект широкой публике не известен, твой супруг все устроил. Он на балансе, кстати, вашего холдинга, но так непрозрачно, что на эту турбазу не выйти. А если и выйдут, то сюда не проникнут.

Инна вспомнила высоченный забор, который они миновали, въезжая на территорию турбазы, а также камеры наблюдения и немногословных молодых людей, встречавших их на посту охраны.

— А если даже и проникнут, то ведь здесь есть… гуси! — выдохнула она, давясь от смеха, и Тимофей привлек ее к себе.

Если бы ей кто-то сказал, что уединенная жизнь на положении добровольной пленницы где-то на закрытой турбазе в Подмосковье придется ей по вкусу, Инна никогда бы не поверила.

Пока в самом деле не оказалась на положении добровольной пленницы на закрытой турбазе в Подмосковье.

Выяснилось, что это очень даже… Хорошо!

И не то чтобы она в последние годы не бывала в отпуске — бывала. Причем в таких местах, о которых многие и не слышали. И не то чтобы не сумела там расслабиться и получить заряд позитивной энергии — сумела. Потому что, как ни крути, в ее ситуации она могла позволить себе практически все — или, если быть точнее, действительно все. И ей нравилось времяпрепровождение в экзотических странах и неведомых краях, причем всегда с сыном и только давным-давно — с мужем. Дочки давно жили своей собственной жизнью, и все ее материнское внимание концентрировалось исключительно на Женечке — так что нравилось.

Но все равно это было не то. И в этом Инна убедилась, оказавшись в не так уж удаленном от столицы месте, и уж точно не экзотическом, хотя, признаться, для многих неведомом.

В первую очередь для братьев Шуберт и их ищеек.

Ведь ее искали — об этом ей поведал Геннадий, который через два дня нанес краткий визит, а потом ее держал в курсе событий в столице Тимофей, который время от времени отлучался и возвращался с милыми подарками, разного рода вкусностями и свежей информацией.

Лучше всех эти непонятные ощущения сформулировал Женечка, уже буквально на следующий день авторитетно заявивший:

— Мамочка, мы же в зачарованной стране! Ну, той самой, о которой Пушкин писал…

И, наморщив лоб, процитировал: «Там на неведомых дорожках следы неведомых зверей… Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»

И добавил:

— Мамочка, я ведь видел следы неведомых зверей! Это прямо как в «Гарри Поттере»!

Инна не стала разубеждать сына, указывая ему на то, что следы на небольшом песчаном пляжике оставлены индюком.

Потому что и сама чувствовала себя в зачарованной стране, в Зазеркалье, откуда она могла наблюдать за жизнью, не боясь, что ее увидят жители того, реального мира.

Время, казалось, остановилось, однако каждый день был полон событий — поход вдоль берега реки до таинственных камышей, марш-бросок на флотилии катамаранов до таинственного острова, попытка отыскать под старым дубом сокровища и охота на гномов, которые обитали в малиннике.

А потом выяснилось, что уже миновала неделя. Неделя, которая раньше была бы заполнена заседаниями, переговорами, чтением и написанием длинных посланий по «электронке», телефонными беседами, встречами с авторами, обсуждением рукописей, командировками, вечерними встречами и утренним стрессом.

Всего этого в ее личном Зазеркалье просто-напросто не было.

А вместо этого были невероятные приключения, печеная картошка и шашлыки, заколдованный лес, сын, глаза которого все время сияли радостью, боявшаяся ужей Мила Иосифовна, боявшаяся пауков Олеся, Долли, сходившая с ума от переизбытка впечатлений, лесной и домашней живности и свежего воздуха — и Тимофей.

Да, Тимофей, переставший быть соседом, а превратившийся в ее спутника, был все время с ними — за исключением тех часов, когда уезжал в Москву: все же ему требовалось время от времени появляться на работе, а также получать информацию от Геныча и его людей в ходе конспиративных встреч.

Эти часы были самые нелюбимые.

Однако Инна знала: рано или поздно раздастся гудок автомобиля, и в ворота турбазы въедет темно-синий внедорожник, за рулем которого будет Тимофей.

Ее Тимофей.

— Наш Тимофей, мамочка! — поправил ее сын, когда она однажды так и выпалила мой Тимофей, сама испугалась этой фразы, ожидая бурной реакции от сына.

Ведь то, что Тимофей уже в самом деле стал ее, не означало, что он перешел и для Женечки в категорию наш.

Оказалось, что перешел.

— Мамочка, а мы ведь навсегда тут останемся? — спросил в конце небывало жаркого, первого летнего дня Женечка, когда они, сидя в кресле-качалке под сенью молодых дубков, пили мятный чай, поглощали один за другим (что бы, интересно, сказал персональный тренер?) свежайшие медовые пряники и лениво играли в «Города».

— Я не против! — заявила быстро Олеся.

А Мила Иосифовна, закатив глаза и погрозив ей пальцем, ответила:

— Давайте-ка, милая моя, лучше выдайте нам город на «Ц».

Женечка, блеснув знаниями, только что огорошил всех городом на «Б»: Биарриц. Ну да, они ведь были там в позапрошлом году: безусловно, мило, вне всяких сомнений, красиво, но…

Но не Зазеркалье!

— Да нет же, милая моя, на очереди вы! Это вы давайте! — ответила Олеся.

Обе дамы, продолжая по сто раз в день сцепляться, делали это уже благодушно, по-дружески (ибо действительно стали подругами, но обожающими шпынять друг друга), словно по старой привычке или незыблемому вековечному закону.

Закону Зазеркалья.

— Нет, вы сначала ответьте на мой вопрос! — потребовал Женечка. — Можно, мы все останемся тут навсегда?

Тимофей, наконец-то приехавший из Москвы и подошедший к ним с новыми пряниками, а также ранней мелкой клубникой, заявил: