Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечисляя совершенные толедцами преступления, письмо называет в нужном порядке то, что они присоединились к Перо Сармьенто в его мятеже, помогли ему захватить власть в городском правительстве, казнили и убили разными способами мужчин и женщин безо всякого на то права и против законов, незаконно арестовали и мучили других, захватив и конфисковав их имущество, игнорировали королевские распоряжения и не дали королю войти в город, бомбардировали королевские силы во время осады Толедо, распространили по королевству множество писем, в которых изобразили короля в невыгодном свете, а не как «их короля и природного господина», присвоили подати и налоги, которые город должен был платить королю, так же как и доходы некоторых церквей и монастырей и средства, переданные гражданами этим церковным институциям на хранение[2100].
Этот длинный список преступлений, совершенных, согласно письму, в Толедо во время мятежа, не включает в себя ничего, касающегося конверсо. Они вообще не упоминаются в письме, как будто они и не были особой мишенью для преследований мятежников и не вынесли на себе основную тяжесть их удара. Не касается это письмо и нарушений правосудия, совершенных так называемыми религиозными трибуналами под водительством Перо Гальвеса: эти нарушения включали в себя зверства, совершенные только над конверсо, а не над любыми иными гражданами, однако эти преступления и их особо избранные жертвы не упомянуты ни единым словом. Точно также ничего не сказано ни об изгнании столь многих из Толедо, ни о безапелляционном смещении многих чиновников с их должностей только потому, что они были марранами, и ни слова не сказано об издании «Толедского статута», который установил режим дискриминации в городе — снова только против марранов. Короче говоря, суды над конверсо и их невзгоды тщательно скрыты под плотным покровом молчания, так, как будто их вовсе и не было.
Конечно, в письме добавлено, что граждане позволили себе совершение многих «других вещей», которые заслуживают «великого упрека и порицания», и эти вещи происходят «по сей день»![2101] Можно предположить, что под этой категорией «вещей» король подразумевает акты агрессии, совершенные только против конверсо, но если это так, то ясно, что эти акты, бывшие самыми страшными и зверскими, выглядят в письме как нечто второстепенное по сравнению с другими, четко обозначенными. Хуже того, эти преступления даже не были названы, не было и намека на то, что они рассматриваются как преступления и, соответственно, должны прекратиться. Таким образом, из письма короля нельзя понять, что смещения конверсо были преступлением и что поэтому смещенные должны быть восстановлены в своих должностях, или то, что запрещение марранам свидетельствовать в суде было преступлением и, следовательно, должно быть упразднено. В противоположность этому, письмо ясно, без тени сомнения, дает понять, что король прощает гражданам все их преступления, что украденная собственность остается у грабителей и что никто не получит права призвать их к суду или потребовать от них компенсации от чьего бы то ни было имени:
И это моя воля и мой приказ, чтобы никогда, ни по какой причине, ни по какому поводу и ни под каким предлогом ни я, ни кто-либо иной, и ни один из моих судей, губернаторов или кого-либо еще, не был способен выдвигать требования или обращаться в суд против вас или против других, которые по вашему приказу совершили эти убийства, сожжения [quemas], акты насилия, грабежи, экспроприации и другие посягательства или злодеяния любой тяжести, потому что я простил все это и считаю это прощенным.[2102]
Более того, король отменил и объявил недействительными все акты, процессы и приговоры, принятые или только подписанные против любого жителя Толедо или против собственности любого такого жителя в связи с вышесказанным[2103]. Он также освободил их от «любого пятна или бесчестия, которое они навлекли на себя в результате своих преступлений и проступков и в результате процессов и приговоров, вынесенных против вас или против любого из вас» и вернул им «добрую репутацию»[2104]. Таким образом, граждане Толедо были освобождены даже от моральной ответственности за совершенные ими преступления. С другой стороны, conversos, которые оказались жертвами долгой и злобной кампании очернения и которые были обвинены в ереси, иудействовании и вероотступничестве, остались при своем бесчестии.
Можно понять ужас, горе, возмущение и ярость, охватившие лагерь конверсо в Испании, вскоре после того, как это письмо было опубликовано. Было очевидно, что в окончательной сделке между королем и Толедо интересы, нужды и права конверсо были принесены в жертву ради желаний и требований их врагов. А главное, мы должны заключить, что «Толедский статут» остался в силе, потому что о его отмене не сказано ни слова, не было предложено и никакой компенсации марранам за их потери и страдания, не было позволено вернуться и изгнанным из Толедо. Все их обращения к правителям — такие как Наказ Докладчика (обращение к принцу) или Defensorium Картахены (адресованный королю) — не возымели действия. И король, и принц остались к ним глухи[2105].
Письмо короля толедцам не было выпущено Докладчиком, его составил Перо Фернандес де Корка, несомненно, «старый христианин»[2106]. Просить Докладчика подготовить королевское письмо, которое показывает такое пренебрежение правами его группы и такое отсутствие признания его борьбы в ее пользу было бы, конечно, выходящим за все рамки. Но Докладчик и не должен был готовить это письмо, чтобы знать о происходящем. Нет сомнения, что он, как и другие конверсо, занимающие высокие посты при дворе Хуана II, давно уже знал, куда ветер дует, и что конфликт между толедцами и королем разрешался за счет конверсо. Однако можно усомниться в том, что они знали обо всех предоставленных толедцам уступках и обещаниях. О некоторых из них они, похоже, узнали только позже, когда ход событий раскрыл всем и каждому секретную часть соглашения между Альваро и городом.
V
30 марта 1451 г., через каких-то десять дней после опубликования амнистии и больше чем через год после того, как Сармьенто покинул Толедо, король, сопровождаемый принцем Энрике, доном Альваро и «другими грандами двора», вошел в город, доставивший ему неприятностей больше, чем любое другое место в королевстве. Его въезд долженствовал