В этом душераздирающем отрывке совесть, руководствующаяся общими правилами, послушанием, чувством взаимности и сочувствия к незнакомцу, потянула Гека в неверном направлении, но прямой призыв к сочувствию со стороны друга (усиленный в уме читателя концепцией прав человека) вернул его на правильный путь. Вряд ли можно ярче изобразить уязвимость нравственного чувства человека перед его же противоречивыми убеждениями, большая часть из которых с нравственной точки зрения неверна.

Похоже, разум переживает не лучшие времена. Популярная культура все глубже погружается в пучину слабоумия, а американский политический дискурс превратился в гонку по нисходящей[1844]. Мы живем в эпоху научного креационизма, эзотерического вздора, многочисленных теорий заговора, спиритических сеансов и возрождения религиозного фундаментализма.

И словно этого расползающегося абсурда недостаточно, комментаторы зачастую мобилизуют все силы своего ума лишь для того, чтобы доказать, что его значение преувеличено. В 2001 г., в первые недели после инаугурации Джорджа Буша-мл., авторы редакционных передовиц утверждали, что великому президенту не обязательно быть семи пядей во лбу, потому что доброе сердце и непоколебимые моральные принципы лучше, чем лукавая наукообразная тарабарщина правителей, умных сверх меры. В конце концов, говорили они, именно выпускники Гарварда, лучшие и блестящие умы, втянули Америку в трясину Вьетнамской войны. Сторонники критической теории и постмодернисты на левом фланге и религиозные консерваторы на правом сходятся в одном: обе мировые войны и Холокост стали ядовитыми плодами древа познания и науки, которое западная культура взращивала со времен Просвещения[1845].

Даже ученые вносят свою лепту. Человеческие существа ведомы страстями, говорят психологи, они используют свой слабенький разум лишь для того, чтобы постфактум рационализировать внутреннее животное чутье. Поведенческие экономисты радостно демонстрируют, что человеческое поведение не согласуется с теорией рационального агента, а журналисты, освещающие их работы, в свою очередь не упускают возможности от души на этой теории оттоптаться. Подразумевается, что, если иррациональность неизбежна, нам остается только расслабиться и получать удовольствие.

В этом разделе, последнем перед заключительной главой, я попытаюсь убедить вас, что неверны как пессимистический взгляд на состояние рационального мышления в мире, так и ощущение, что иррациональность — это не так уж и плохо. При всей своей глупости современные общества становятся разумнее, а при прочих равных разумный мир — это мир, где меньше насилия.

Прежде чем перейти к доказательствам, позвольте мне отмести некоторые из предубеждений, касающихся разума. Теперь, когда президентский срок Джорджа Буша-мл. завершился, теория о превосходстве неумных лидеров вызывает неловкость, основания для которой можно выразить количественно. Предпринимавшиеся в прошлом попытки измерить психологические черты публичных фигур, безусловно, не внушают доверия, но психолог Дин Саймонтон предложил для этого несколько надежных и валидных (в психометрическом смысле) и к тому же политически беспристрастных историометрических показателей[1846]. Проанализировав данные 42 американских президентов, от Джорджа Вашингтона до Джорджа Буша, он обнаружил, что и сам по себе интеллект, и открытость новым идеям и ценностям в значительной мере коррелируют с достижениями конкретных президентов, как их оценивают независимые историки[1847]. Хотя интеллект Джорджа Буша-мл. гораздо выше среднего по популяции, в списке президентов он оказался третьим с конца (и безнадежно последним по показателю открытости новому опыту — с твердокаменным показателем 0,0 по шкале от 0 до 100). Саймонтон опубликовал свою работу в 2006 г., когда Буш еще сидел в Белом доме, но и в трех более поздних исследованиях корреляция подтвердилась: Буш-мл. оказался на 37, 36 и 39-м месте из 42 президентов[1848].

Что касается Вьетнама, предположение, что США избежали бы войны, если бы только советники Кеннеди и Джонсона были не так умны, кажется маловероятным: после того как они ушли со сцены, войну яростно продолжил Ричард Никсон, который никак не был ни лучшим, ни блестящим[1849]. Зависимость между интеллектом президента и войной тоже измерима. С 1946 г. (с которого начинается набор данных PRIO) до 2008 г. IQ президентов был обратно пропорционален числу военных потерь США в годы их президентства (с коэффициентом –0,45)[1850]. Можно сказать, что с каждым дополнительным пунктом IQ президента число погибших в боях американцев снижается на 13 400 человек, но для ясности сформулируем так: три самых умных президента послевоенного периода, Кеннеди, Картер и Клинтон, не допускали участия страны в разрушительных войнах.