лет. Мы переезжаем в другую квартиру. Я не хочу никуда переезжать. Брат берет меня за руку и ведет меня в экипаж, ждущий на улице. Я вижу, как извозчик чавкает морковкой. Но я не хочу никуда идти… Я остаюсь в том же доме, то есть я вижу, как «он» стоит у окна моей прежней комнаты. Он никуда не едет.

По словам Лурии, этот раскол между «я», которое отдает приказания, и «он», который выполняет их, существовал на протяжении всей жизни Шерешевского. Лурия ссылается на «раскол личности», но чувствует, что это просто некая форма копировального механизма. Я придерживаюсь того мнения, что примечательные умственные способности Шерешевского возникли потому, что он получал информацию, предназначенную не ему. В октябре 1934 года Шерешевский рассказал:

Вообразите себе следующую ситуацию. Я сижу в вашей квартире, погруженный в собственные мысли. Вы радушный хозяин, поэтому спрашиваете меня: «Вам нравятся мои сигареты?» Я отвечаю: «Посредственные сигареты». То есть, в действительности я ничего такого не говорю, но «он» может сказать. Это бестактно, но я не могу объяснить ему его промах. Дело в том, что «я» понимаю такие тонкости, но «он» не понимает. Если я рассеян, «он» говорит то, о чем лучше умолчать.

Этот рассказ Шерешевского указывает на то, что обе личности общаются с помощью слов. Его фраза «я не могу объяснить ему его промах» в этом смысле очень показательна. У него две отчетливые личности: «низшая» самость, которая живет в обыденном мире, где воспоминания и ощущения ограничены, и вторая, «высшая», самость, которая обитает в психологическом состоянии возвышенного сознания — в состоянии, где все воспоминания доступны, хотя вместе с тем малы и незначительны. Большинство людей живут в мире «он» Шерешевского. Мы воспринимаем мир ограниченно. Однако складывается впечатление, что некоторые люди все же могут либо соприкоснуться (в случае шизофрении) с этой высшей самостью, либо «стать» ею. Шерешевский действовал как его «высшая» самость, в качестве своего обыденного сознания.

Как чувства формируют человека

Прибрам считал мир, который мы воспринимаем, внутренней голографической проекцией внешней реальности. Эта внешняя реальность не такая, какой мы «считываем» ее своими чувствами. Если направить на голографическую пластину обычный свет, она покажется нам беспорядочной смесью линий и тильд. И только когда на эту пластину направляют лазерный свет, мы видим на ней трехмерное изображение. То же самое верно в отношении реальности. Внешний мир это беспорядочная смесь электромагнитной энергии. Эта «абракадабра» переводится в трехмерную сенсуалистическую «реальность» сознанием, которое играет роль лазерного света. Затем эта версия внешнего мира проецируется на наш внутренний экран «шлема виртуальной реальности». Так личность созерцает внешний мир. Таким образом, у каждого из нас возникает личное восприятие реальности, хотя в действительности мы никогда не соприкасались с внешним миром. Мы видим его из центра своего личного «фанерона».

Надо заметить, что у «кинотеатра виртуальной реальности» есть два типа билетов. Обычный билет дает зрителю однонаправленный, линейный взгляд на жизнь. Он идет по своему жизненному пути в логической последовательности. «Фильм» проецируется таким образом, что зритель не получает ни единого намека на будущие события. В то же время теряются события, которые уже были отражены на экране. Нам доступны лишь некоторые важные воспоминания, чтобы не стерлась вся схема жизни целиком. Такова стандартная версия, аналогичная видеозаписи, которую невозможно перекрутить ни вперед, ни назад.

Билет в первый класс имеет другую природу. «Фильм» тот же самый, но его формат ближе скорее DVD, чем простому телевизионному сигналу. Зритель может крутить кадры вперед и назад, когда ему вздумается. Ему также открыт доступ к другим полезным областям данных. Зритель может управлять тем, что видит. По-видимому, Шерешевский смотрел не на тот экран. Он воспринимал фильм, который показывали кому-то другому. К счастью, он сумел сохранить рассудок, так как имел лишь ограниченный доступ к виртуальной феерии. Позднее мы увидим, что химическое нарушение в мозге может случайно открывать доступ ко всей версии фильма. Такие бедолаги временно лишаются рассудка, обычно это явление называют шизофренией.

Английский писатель и философ Хаксли был очень увлечен высшими уровнями сознания. Он был уверен в том, что человек живет как бы во сне, словно лунатик, не осознавая скрытые в нем знания. В своей книге «Двери восприятия» Хаксли цитирует кембриджского философа Броуда, который комментирует идеи Бергсона:

Мы должны рассмотреть намного более серьезно, чем делалось прежде, теорию, которую выдвинул Бергсон в связи с изучением воспоминаний и чувственного восприятия. Предположение состоит в том, что функция мозга, нервной системы и органов чувств главным образом очистительная, а не производительная. Каждый человек в каждое мгновение способен вспомнить все, когда-либо произошедшее с ним, и воспринять все, происходящее повсюду во вселенной. Функция мозга и нервной системы состоит в защите нас от переполнения и потрясения этой массой, в основном, бесполезного и ненужного знания: не допускать большую часть того, что мы иначе воспринимали бы и вспоминали в любой момент, а оставлять ту, очень небольшую, специальную выборку, которая, вероятно, будет практически полезной.

Книга «Двери восприятия» Хаксли может потрясти читателя, не знакомого с его революционными воззрениями на сознание и восприятие. В своем эссе «Рай и ад» Хаксли говорит, что на небесных «путях» воспринимается свет — точно так же, и у дурного пути есть свой свет. Он уподобляет его «туманному свету» Тибетской Книги Мертвых и «тьме видимой» Мильтона. Хаксли интересуется ролью шизофрении в подобном восприятии. В частности, она указывает, что в «Автобиографии девушки-шизофренички», в которой некая девушка описала свое безумие, мир шизофреников называется страной ясного света. Для шизофренички Рене этот свет не чудесен, как для мистика, но страшен — это ослепительное сияние без тени, вездесущее и неумолимое. Хаксли говорит:

Все, являющееся для здорового визионера источником блаженства, приносит Рене лишь страх и кошмарное ощущение нереальности. Летнее солнце зловеще; блеск полированных поверхностей подразумевает не самоцветы, а машины, механизмы и эмалированную жесть; насыщенность бытия, одушевляющая любой предмет, увиденный с близкого расстояния и вне утилитарного контекста, ощущается как злоба.

А еще есть ужас бесконечности. Для здорового визионера восприятие бесконечного в конечных частицах означает откровение божественной имманентности. Для Рене же это было откровением того, что она называет «Системой», огромным космическим механизмом, существующим лишь для вытачивания вины и наказания, одиночества и нереальности.

Позднее Хаксли делает интересное замечание:

Мир теней, населенный некоторыми шизофрениками и невротиками, очень напоминает мир мертвых, как он описан в ряде древних религиозных традиций. Подобно духам в Шеоле и Гадесе Гомера, эти переживающие умственное расстройство люди утрачивали связь с материей, языком и своими близкими.