и офицеров Ударной группы, 13-й и 14-й армий позволило бы им победить. К. Н. Галицкий, чье исследование Орловско-Кромского сражения наиболее полное, вообще полагает, что, действуй генерал А. П. Кутепов более грамотно, Ударная группа была бы разбита и исход операций оказался иным.

К. Н. Галицкий прямо пишет, что у белых просто не хватило сил для развития прорыва. Наконец, обращает на себя внимание и то, что исследователи обходят молчанием проявление в ходе этого сражения стратегического таланта и тактического мастерства красных командиров, а ведь в Орловско-Кромском сражении принимала участие будущая военная элита Красной армии, расстрелянная в 30-х гг.: А. И. Егоров, И. П. Уборевич, В. М. Примаков и др.

Вывод напрашивается сам собой: указанные полководцы, не говоря о военачальниках рангом поменьше (А. И. Геккер, например), не справились с поставленными перед ними задачами. Их действиям не был присущ завет А. В. Суворова воевать не числом, а умением (впрочем, те, чью власть большевистские войска защищали, ненавидели дореволюционное прошлое России и ее воинские традиции).

За примерами далеко ходить не надо. Возьмем, скажем, И. П. Уборевича. В советской (и даже российской[313]) историографии сложилось устойчивое представление об этом военачальнике как о хорошем полководце. Значит, на счету этого командарма Гражданской войны должны быть блестяще проведенные операции по разгрому противника. Однако войска под командованием И. П. Уборевича белых никогда не громили — выдавливать массой красных дивизий выдавливали, а громить не громили.

Впрочем, однажды ему представилась такая возможность. Летом 1920 г. И. П. Уборевич принял 13-ю армию, в состав которой вошла конная группа Д. П. Жлобы. В это время войска П. Н. Врангеля прорвались в Северную Таврию. Перед И. П. Уборевичем была поставлена задача отбросить белых обратно за перешейки. Командарм спланировал операцию, завершившуюся поражением его войск и ликвидацией конной группы Д. П. Жлобы[314]. Это неудивительно — в той операции дивизии И. П. Уборевича не обладали подавляющим численным превосходством над противником.

Сами белогвардейские офицеры также свидетельствуют о том, что их дух в результате октябрьских боев отнюдь не был сломлен и они сохранили способность к активным боевым действиям[315]. Так, поручик М. Н. Левитов, вспоминая о тяжелых для корниловцев боях в последних числах октября 1919 г., пишет: «Эти дни показали… что разгрома трех Корниловских ударных полков не произошло»[316].

Однако надо признать, что не только численное превосходство противника послужило причиной поражения белых в ходе Орловско-Кромского сражения. На уровне от взводных до дивизионных командиров добровольцы воевали хорошо, что подтверждает сохранение их полками боеспособности до конца войны. Выше была показана неспособность генерала А. П. Кутепова в ходе Орловско-Кромского сражения решать сложные оперативные задачи в быстро меняющейся обстановке встречного сражения.

Но почему командующий Добровольческой армией не сумел вовремя взять ситуацию под свой контроль? Бесспорно, генерал В. З. Май-Маевский был мужественным солдатом и одаренным полководцем, чуждым рутинным методам ведения войны. Это подтверждают успешные действия войск под его командованием в Донецком бассейне в январе — апреле 1919 г. против численно превосходящих сил красных.

Не будет преувеличением сказать, что в те месяцы только доблесть и умение добровольцев вкупе с военным талантом и хладнокровием генерала В. З. Май-Маевского спасли Белое движение на Юге России от гибели. Мастерски маневрируя, он остановил наступление Южного фронта[317]. Летом 1919 г. войска под командованием генерала В. З. Май-Маевского взяли Харьков и нанесли поражение группировке бывшего генерала В. И. Селивачева, перешедшей в августе в контрнаступление.

Однако этот человек страдал недугом, погубившим и его самого, и в какой-то степени все Белое дело на Юге России (учитывая то, что ведомая В. З. Май-Маевскм Добровольческая армия выполняла важнейшую стратегическую задачу), — алкоголизмом.

Генерал Б. Н. Штейфон, близко наблюдавший командующего Добровольческой армией, вспоминал: «Обосновавшись в Харькове, генерал Май-Маевский под влиянием своих страстей все более и более отходил от дел и терял волю… заглушил лучшие стороны своего ума и характера. Его слабости стали все боле затемнять его способности»[318].

«Храбрейший солдат и несчастный человек, страдавший недугом запоя, боровшийся, но не поборовший его» — так с горечью писал о командарме добровольцев генерал А. И. Деникин[319].

По словам генерала Б. А. Штейфона, Владимира Зеноновича активно спаивал Павел Васильевич Макаров (тот самый, служивший большевикам, адъютант его превосходительства из одноименного фильма). Генерал Б. А. Штейфон характеризовал красного разведчика (которого, впрочем, он разведчиком не считал) как человека малоинтеллигентного, полуграмотного, без признаков даже внешнего воспитания, во всех своих проявлениях бывшего настолько примитивным, что не требовалось особого ума и проницательности, чтобы исчерпывающе точно определить его нравственный облик.

Генералу Б. А. Штейфону так и осталось непонятным, каким образом П. В. Макаров смог подойти так близко к командарму. Это одна из тех психологических загадок, которую вряд ли мог разъяснить и сам Владимир Зенонович[320]. К октябрю генерал В. З. Май-Маевский перестал реально оценивать стратегическую обстановку на фронте.

Поручик М. Н. Левитов вспоминал, как в 20-х числах октября Корниловскую дивизию посетил сам командарм. Тогда состоялся даже парад около железной дороги, но, несмотря на обычную для генерала лихость — устроить смотр войскам под огнем противника, — встретили его прохладно. Уверения Владимира Зеноновича об окружении противника были приняты за плохой анекдот, не помогло ему и хлесткое выражение «До свидания в Туле!». Расходились части с парада в подавленном настроении от вида, как пишет корниловец, «закатившейся звезды когда-то блестящего боевого генерала»[321].

Во время другого приезда командарма «полковник Роппонет, видя в поведении генерала Май-Маевского невиданный нами до сего момента отрыв его от действительности, расплакался»[322].

Находившийся при штабе Донской армии журналист Григорий Николаевич Раковский описал совещание высшего командования ВСЮР 15 ноября 1919 г. в Харькове.

По его словам, генерал А. И. Деникин предложил более детально осветить положение на фронте Добровольческой армии генерал-квартирмейстеру ее штаба. Из доклада сразу же выяснилось, как мало осведомлен штаб о положении на фронте, о даже приблизительном расположении войск. При подсчете сил противника чины штаба Добровольческой армии обнаружили свое полное незнание того, кто перед ними и в каком числе воюет[323].

И при таком управлении добровольческие дивизии еще держали фронт и одерживали победы. Перед нами трагический пример того, как болезнь полководца может стать одной из ключевых причин гибели всего дела…

Воронежское сражение. В советской и белогвардейской литературе прочно утвердилось мнение, будто действия С. М. Буденного сыграли определяющую роль в победе Южного фронта осенью 1919 г.[324] Эту точку зрения разделял и генерал А. И. Деникин[325]. Так ли это на самом деле, покажет анализ боевых действий в районе Воронежа.

В последних числах сентября 1919 г. 3-й Донской корпус вел успешное наступление на левый фланг 8-й армии[326]. В начале октября она покатилась на восток, потеряв связь с соседями. Дело для Г. Я. Сокольникова могло окончиться полной катастрофой, если бы Конный корпус С. М. Буденного своевременно не вышел к Таловой для противодействия казакам генерала К. К. Мамонтова