– Я кретин, Ангел. И признаю этот факт. Но я не сдаюсь.

Я хмурюсь.

И надо мне было именно сегодня с ним говорить об этом?

– Тебе нравится этот болван? Пусть, – продолжает Денис. – Но я лучше его, Ангел. Однажды ты это поймёшь и сделаешь правильный выбор. А сейчас иди в кровать. Я всё здесь уберу, закажу новый холодильник и займусь твоим обедом.

Хлопаю глазами и ничего не понимаю. Он должен был сейчас встать и убраться отсюда!

– И не смотри на меня как на конченого дебила, – хмыкает он. – Я сказал, что добьюсь тебя? Я приложу все усилия, малышка. Но не сегодня. Отдыхай, пожалуйста.

Поворачиваюсь и топаю в кровать.

ДАНТЕ

Мне хочется орать, потому что я не знаю, как вразумить её. Но чем больше я рядом с ней, тем отчетливее понимаю, что она – моя. Моя настоящая жизнь. Моя любовь. Моё сердце. Мой Ангел. Я должен, что угодно сделать, что угодно сказать. Но я не знаю, что…

Словно зомбированный готовлю ей обед, заодно и ужин.

Не помню, как заказываю новый холодильник. Его привозят через три часа.

Внутри я глухо рычу и бессилен перед этой малышкой.

Душа моя мечется, и нервы натянуты, дрожат. Мне хочется запрыгнуть в тачку, вдавить педаль газа и найти этого ублюдка. Раскурочить к чертям ему всю рожу и выпустить кишки.

Я бешусь, но титаническим усилием воли сдерживаю себя.

Ангелина несколько раз пытается поговорить со мной. Зовёт меня. Её голос дрожит, она нервничает, не понимает меня. Боится.

Она не понимает, что лишь один её голос оглушает меня, а прикосновение тонких пальчиков к моей руке – забирает из лёгких весь воздух.

– Ты злишься… – говорит она, накрыв своей маленькой, белой и горячей ладошкой мою грубую и тёмную ладонь. – Денис, твой гнев жалит. Очень больно. Я чувствую себя виноватой, хотя моей вины нет… Я благодарна тебе за всё, но… Но я не знаю, что ещё тебе сказать…

Её голос, её слова заставляют моё сердце биться быстрее. От её прикосновений меня словно простреливает разряд тока, и электричество бежит по позвоночнику, оседает на кончиках пальцев.

Она горячая от болезни. Глаза за стёклами очков влажные и полны печали. Губы такие алые, что так и манят прикоснуться к ним.

Хочу к себе медленно её прижать и сказать только одно: «Просто доверься мне. Я тебя никогда не подведу».

Моя Ангелина.

Да, я взорвался, когда увидел смс от грёбаного подонка и налажал. Ангел не должна была видеть меня в ярости. Это зрелище не для слабонервных.

Предохранители сгорели, и я превратился в зверя. В того самого монстра, которого я едва могу контролировать. И этот монстр желал крови ублюдка. Ведь он посягает на Ангелину. А она моя!

И её слова, что я должен уйти, летели в меня и застревали в моей плоти, как разрывные пули.

Я должен был не превращаться в дебила, набросившегося на холодильник, а просто поговорить с ней. Или ничего не говорить, ничего не объяснять, мои руки, мои объятия сказали бы ей достаточно.

Включаю мультиварку, чтобы стушить овощи и полностью переключаю всё своё внимание на девушку.

В груди становится больно, но я говорю ей то, что должен сказать, хоть и не желаю этого. Но раз облажался, то должен платить.

– Есть вещи, способные разъярить меня до полной потери контроля. Я считаю тебя своей, малышка.

Она смешно надувает губы… Так бы и зацеловал…

Горько улыбаюсь и заканчиваю мысль:

– Внутри меня есть что-то такое, что существует отдельно от меня и не поддаётся никакому контролю. Я собственник, каких ещё поискать. Но ради тебя, Ангел, я готов поступиться собственными принципами. Я дам тебе ровно две недели после того как поправишься, насладиться этим… – хочу сказать «ублюдком», но говорю другое: – …парнем. Только с условием, что никакого секса с ним, никаких поцелуев. Максимум – подержаться за руки. И то от одной мысли мне уже хочется организовать ему похороны.

– Что? – выдыхает он потрясённо.

Я глухо смеюсь. Сам от себя в ахере.

– Ты не ослышалась, маленькая. Я отступлю на эти две недели. Никаких встреч. Никаких звонков и смс от меня. Ничего. Словно меня и не было в твоей жизни. Но когда срок выйдет, ты дашь следующие две недели для меня. Ты позволишь мне ухаживать за тобой, делать подарки, приглашать на свидания. Обнимать, целовать тебя.

– А Алексу значит, целовать меня нельзя, а тебе можно? Условия изначально неравны, – фыркает она.

Какая она милая в своей стойкости и одновременно растерянности.

Не могу сдержаться и заключаю девушку в свои объятия. Прижимаю её к своему телу крепко, зарываюсь лицом в её волосы и втягиваю в себя её запах.

Чёрт возьми, как же я хочу её.

– Нельзя, Ангел. Кроме меня никто не имеет права прикасаться к твоим губам и пить твоё дыхание. Только я.

Она вдруг кладёт руки мне на грудь и скользит ладошками вверх, сжимает мои плечи, заглядывает в глаза и шепчет:

– Ты хочешь, чтобы я сравнила вас? Решила, кто лучше? Кто больше достоин, так? А если я выберу не тебя, Денис?

– Ты выберешь меня, – мой ответ звучит самоуверенно и Ангел весело улыбается.

Её улыбка действует на меня как наркотик, и я уже не могу отступить.

Наклоняюсь и очень нежно накрываю её губы своими.

Она отстраняется и произносит хрипло:

– Я же простужена… Ты можешь тоже заболеть…

– Девочка моя, я уже болен. Тобой.

Она облизывает губы, снимает очки и кладёт на стол. Вдруг сама тянется ко мне. Её робкие прикосновения – неумелые, но самые желанные и пьянящие. И мой язык – голодный жадный вторгается в её рот. Мои руки как безумные сжимают её, скользят по её телу, как будто в последний раз. Иступлёно и отчаянно.

Наши языки сплетаются в самом прекрасном танце, и я ощущаю себя так, словно у меня за спиной вырастают крылья, словно я всю жизнь был проклят, а она разбила проклятье своим светом.

Кончиками пальцев глажу её лицо, целую её лоб, брови, глаза, а она часто дышит и улыбается.

Внутри меня что-то ломается, словно рушатся какие-то неведомые мне самому цепи.

И я впиваюсь в её губы, в её шею, а когда и этого становится мало – понимаю, что могу сделать её своей. Прямо здесь и сейчас. Но это будет нечестно.

Обрываю поцелуй и вижу непонимание в её глазах.

– Ангел… Иди в кровать… Иди, малышка, пока я ещё держу себя в руках… – выдавливаю из себя.

И она выскользает из моих рук. Кивает и делает, как я сказал. Идёт в кровать.