Вечерами степняки разбивали большие костры, где-нибудь на открытом месте подальше от ненавистных стен. Часовых не выставляли – кто сунется. Степняки пели протяжные заунывные песни про степь, про зеленые травы, про стройных кобылиц и синеоких дев. Степняки тосковали по бескрайним просторам. После того как пустели походные котлы, кто-нибудь обязательно заводил бесконечные истории про неистового вождя, который поклялся разрушить Город и исчез вместе со всем племенем, тысячу лет назад, про гранитных великанов, которые по ночам выходят из Города в степь, про живые улицы, словно в тисках сдавливающих двигающихся по ним всадников, про Калатную Испицию спалившую адским огнем половину степи. При этом непременно вспоминали, что пацальтаутов так и не нашли с самого начала сражения, что китаврасы, идущие в авангарде давно уже не присылают донесений – словом все склонялись к мысли как можно скорее заворачивать тяглов и двигать домой, пока все в этом гиблом месте не сгинули. Джилька только кусал отросший ус да сплевывал на чертовы камни чертовой мостовой.

Ичан проснулся от ощущения чужого взгляда. Томно засопел, зачмокал губами, будто во сне, стал переворачиваться с боку на бок, закинув руку под подушку – кинжала на месте не было. Продолжая «спать» следопыт прикидывал, успеет ли он в броске долететь до неосмотрительно оставленной на табурете у стены своей одежды. Или не успеет… Решил, что вражий самострел будет проворнее. И начал «просыпаться».

– Да, ладно, ладно, вижу, что не спишь, – голос был Волода.

– Фу ты… – Ичан резко сел на кровати, стал тереть глаза, – Напугал, зеленый ворох. Зачем кинжал утащил?

– На всякий случай. Нет, ты сиди и резких движений не делай. Опять же на всякий случай.

Ичан, наконец, продрал глаза и уставился на Волода. Волод сидел за столом, поставив его поперек комнаты. По правую руку Волода лежал взведенный самострел, слева горел неяркий нефтяной светильник, а прямо посередине стояла пирамида размером со шляпу, по виду кожаная с тесненными узорами и рисунками по граням.

– Э-ээ… – протянул Ичан и стал качать головой. – Не хорошо по чужим вещам шариться, господин Архитектор. Не культурно ни разу.

– Брось. Тебя служка станционный видел во время моления. Не зря видно ты всегда келейно молился. Он и пирамидку твою вытащил из ранца. Прятать надо было лучше. Ловкий он очень этот служка – соглядником подрабатывает у местного функционера. Да только устав этот соглядник нарушил – через голову непосредственного начальника прыгнул и мне доложил. Знал, что я выше по статусу, вот и решил выслужиться.

– По службе, небось, и награда будет… – буркнул следопыт.

– Награда, она никого не оставит, не сомневайся, давай лучше мы о тебе поговорим… Значит ты все-таки пирамидник.

– А то ты не знал! Не догадался что ли до сих пор? – Ичан выставил на свет свою паскудную ухмылку, – Не зря ты со своим палашенкой на меня наскакивал!

– Нет, Ичан, не догадывался. Подозревал временами, но гнал от себя подозрения. Даже когда таимник у глузгов почти проговорился, что пирамидники Голоса колдовского не слышат, и то не понял. Верил я тебе.

– А я твою веру не обманывал. И не врал! Я ни разу не говорил, что я, мол, не пирамидник!

Волод медленно опустил руки на стол ладонями вниз.

– Я больше не буду на тебя с палашом наскакивать Ичан. Никогда. Прошло время, когда я при слове «пирамидник»… А, ладно! Я выслушать тебя хочу и понять.

– Спрашивай! Отвечу.

Руки Волода стали подниматься, ладони разворачивались навстречу друг другу, потом, не прерывая плавного движения рук, пересеклись, встрепенулись вдруг, словно превратившись на мгновения в птичьи крыла. Пальцы правой сложились в знак.

– На меня это не действует, Волод. Я и так не стану врать тебе.

– Это не для тебя. Для меня.

Следопыт пожал плечами, отвернулся к стене, буркнул.

– Колдун, хренов…

Волод услышал.

– Это сакрам Пенетрон – Проникновение. Раньше я думал, что знаки сакрамы – это всего лишь символы, пассы древнего ритуала… Но Главный Архитектор использовал их для управления Ваканой. Я хочу понять тебя, проникнуть в твои знания, убеждения, веру. Я хочу понять.

– Я открыт…

Стивен проснулся.

Стивен – тот, который не был еще ни Отступником, ни Милостивцем – просто Стивен, один из Основателей.

Стивен шел по пустым коридорам и залам спящего Крома. Шел мимо хрустальных гробов, где спали его десять братьев и сестер. Шел сквозь слежавшийся воздух и тысячелетнюю тишину. Он касался вечных стен и внимал стуку своего сердца, и вглядывался в желтые зрачки светилен.

И Стивен почувствовал, что он не один в сердце огромного Крома – он понял, что рядом с ним Враг.

Враг стоял за спиной и заглядывал через плечо, Враг дышал в ухо, обдавая тленом никогда не жившей плоти. Враг прятался в зыбких тенях и растворялся в призрачном эхо. Враг был везде. Враг правил теперь Кромом.

Стивен заглянул в глаза Врага через отражение в черном стекле магического экрана. Стивен узнал его. Это был Безумец – слуга Однорукого, Ничтожного Повелителя Времени.

Безумец проник в Кром и освободил запертое в ней Время, проклятое Одноруким, и Время снова понеслось вскачь, увлекая Новый Мир к пропасти.

Безумец – бесплотный и вездесущий, неосязаемый и неуязвимый извратил власть Порядка заложенную Основателями. Он как паук уселся в центре паутины сил и начал пить Вакану человеческих молитв, прославляющих Город. Безумец наливался силой, жирел, рыгал сытый от пуза, он пировал и метался по пустому Крому и хохотал над спящими Основателями… И когда переполнялось жадное брюхо демона, то взрывной волной, разлеталась вокруг него во все стороны от захваченного Крома пожранная сила, но теперь это была сила безумия, хаоса и разрушения.

И не было бы помехи адскому пиру Безумца, до самого конца Времен, но…

Но Стивен проснулся.

Страх овладел Безумцем, ибо не мог он победить Основателя, и боялся, что отнимет Стивен источник его силы. И запер демон Стивена в Кроме, не давая выйти в Город и спасти людей, отдающих молитвы свои проклятой твари.

Долго искал Стивен выход и нашел его, обманув безумного демона. Но не смог Стивен ни уничтожить слугу Однорукого, ни укротить, ни изгнать из Крома. Так и остался Безумец в перекрестье путей силы, и вливалась в него Вакана и вновь выплескивалась наружу разрушительной волной.

А Стивен ушел в мир, в Город. И дал людям учение о зле, засевшем в Кроме, пожирающем силу людей. Учил Стивен оставить Город и уйти от него как можно дальше, чтобы лишить Безумца силы. Учил Стивен прятаться от лап безумца в пирамидах, ибо лишь пирамида может укрыть Вакану от прожорливого демона и уберечь человека.

Не все приняли учение Стивена – некоторые решили, что сам он слуга Однорукого, что предал Стивен дело Основателей и решил отдать Новый Мир на растерзание Ничтожному. Другие верили новому учению и уходили из Города и становились кочевниками или строили пирамиды и селились в них или прятали головы в четырехскатные пирамидальные шапки, чтобы защитить себя хотя бы на время Молитвы…