class="a">[342]. Появились также работы, в которых специально рассматривается религиозная жизнь солдат в отдельных провинциях[343], а также военные кампании периода империи[344]. Весомый вклад в изучение роли военных в бюрократическом аппарате империи во II–III вв. внесли работы А.Л. Смышляева, показавшего на основе тщательного анализа конкретного материала источников усиление роли армии в государственно-административном аппарате[345].

Свидетельством оживления в последние годы интереса к армии раннего принципата стало появление ряда работ, в которых рассматривается ее роль в политических событиях и процессах. Впервые специальное внимание было уделено преторианской гвардии[346]. Однако сколько-нибудь оригинальных суждений и подходов в большинстве из имеющихся по данной теме работ не обнаруживается.

С начала 1990‐х гг. различные сюжеты и аспекты социальной истории императорской армии плодотворно и на достаточно высоком уровне разрабатываются А.В. Колобовым. Впервые в отечественной историографии он обратился к изучению многих тем: семейного положения римских легионеров и экономической деятельности армии в пограничных провинциях[347], римских боевых наград и военных штандартов, социальной структуры и роли командного состава легионов[348]. Исследовались им также различные проблемы религиозных культов и идеологии солдат императорской армии[349] и некоторые другие сюжеты[350]. Итогом этих исследований стала небольшая книжка, написанная как учебное пособие по спецкурсу. Посвященная достаточно широкому кругу вопросов (социальному составу легионов, их повседневной деятельности и быту, религиозным представлениям и культам, праздникам и наградам, месту легионеров и ветеранов в имперском обществе), она фактически стала первой в российской науке монографией об армии императорского Рима[351]. Однако этот первый опыт нельзя признать в полной мере удачным, т. к. работа не лишена серьезных погрешностей и скорее только намечает важные проблемы и подходы к их трактовке, нежели дает их по-настоящему глубокое освещение[352].

Среди новейших работ, в которых поднимается тема воинской идеологии и ментальности в эпоху раннего принципата, новизной подхода и проблематики обращают на себя внимание исследования М.Г. Абрамзона и А.А. Шаблина. Первый подробно рассмотрел отражение в монетной пропаганде системы воинских ценностей и культов, роли императора как военного лидера и его взаимоотношений с армией[353]. И хотя его работы далеко не бесспорны в отдельных суждениях и не всегда корректны в трактовке некоторых монетных легенд и изображений, в соотнесении их свидетельств с данными литературных и других источников, они все же полезны систематизацией важного нумизматического материала и выявлением определенных приоритетов политики императоров в отношении армии[354]. В работах А.А. Шаблина[355]рассматривается повседневная жизнь римских солдат и ветеранов в Рейнской области и ставится очень интересная проблема – отражение самооценки и самосознания римских военных в оставленных ими надписях и скульптурных изображениях.

Рассмотренными работами, по существу, исчерпывается современная российская историография римской армии времен поздней республики и ранней империи[356]. Однако для нашей темы большой интерес представляют также те работы, в которых исследуются военные институты и политическая роль армии в раннереспубликанский и позднеримский периоды. Так, для понимания истоков римских военных традиций и установлений очень важны многие наблюдения и выводы, сделанные В.Н. Токмаковым, который в последние годы плодотворно занимается изучением военной организации Рима в эпоху ранней республики, подчеркивая органическую взаимосвязь военных, сакральных и социально-политических факторов в становлении ранней римской государственности[357]. Для нас особенно важны его исследования, посвященные сакральным и правовым аспектам воинской присяги и дисциплины, а также тем религиозным ритуалам и жреческим коллегиям, которые были связаны со сферой военной деятельности римской общины[358]. Отметим также его небольшую работу, в которой, как и в статье И.Л. Маяк, ставится проблема воинского воспитания в раннем Риме[359]. Проблема военного обучения представителей элиты в эпоху империи, также заслуживающая самого пристального внимания, была поднята и в статье С.М. Перевалова[360]. Из исследований армии позднеримского и ранневизантийского времени следует выделить работы Е.П. Глушанина, в которых рассматриваются различные аспекты военного мятежа в IV в. и процесс формирования и особенности военной знати в позднеантичную и ранневизантийскую эпохи[361]. Сопоставление ряда моментов, отмеченных исследователем на позднеримском материале, с феноменами, относящимися к роли армии и положению высших военачальников в период ранней империи, может оказаться, на наш взгляд, очень продуктивным для изучения римских военных традиций и соответствующих ментально-идеологических представлений в исторической ретроспективе.

Подводя итог, необходимо констатировать, что в современном российском антиковедении, несмотря на ряд весомых достижений и наметившийся в последние годы перелом в изучении императорской армии, ее исследование отнюдь не стало одним из магистральных историографических направлений, а комплекс проблем, связанных с духовными факторами в развитии римской военной организации все еще остается на периферии исследовательского интереса. Многие темы и вопросы даже не ставились в отечественной научной литературе. Эти лакуны выглядят особенно удручающими сравнительно с неоспоримыми достижениями и новейшими тенденциями мировой историографии, и одна из главных задач настоящей работы состоит в том, чтобы по мере возможности преодолеть существующий разрыв в уровнях развития отечественной и зарубежной науки.

Глава III

Солдат и армия в общественном сознании императорского Рима

Как мы уже отмечали, в литературных источниках мы имеем дело с определенным образом римского воина, представляющим собой совокупность типических черт, за которыми, во-первых, эксплицитно или имплицитно обнаруживаются предъявляемые ему моральные требования, а во-вторых, могут быть выявлены ключевые проблемы, имеющие наибольшее значение для понимания социально-исторического своеобразия императорской армии. Поэтому, чтобы мы могли судить о месте армии в общественной структуре, о содержании солдатской ментальности не абстрактно, но в соответствии с той «системой координат», с которой сообразовывались сами древние в своих взглядах на военную службу и армию, необходимо в первую очередь рассмотреть содержательные компоненты этого литературного образа как выражение общественного сознания эпохи и ее социокультурного контекста.

Надо сказать, что ни «литературная судьба» римского воина, ни влияние идеологических и собственно литературных традиций на изображение античными авторами его морально-психологического облика еще не были предметом подробного специального исследования. В имеющихся работах затрагиваются лишь отдельные аспекты данной проблематики. Так, П. Жаль уделил внимание вопросу о том, как сами древние авторы воспринимали и характеризовали римского солдата времен гражданских войн от Суллы до Веспасиана[362]. А. Мишель попытался показать, что интерпретация социальных качеств солдат и роли армии авторами римского времени во многом питалась идеологемами, берущими начало еще в трудах Платона, Исократа и Ксенофонта, в частности считалось, что солдат-крестьянин, защищающий свою родину и имущество, предпочтительнее наемника[363]. Отношению философов эпохи принципата к войне и армии посвятил свое исследование Г. Сайдботтом. По его наблюдениям, это отношение представляло собой смесь