солдат в социальной структуре римского общества и особенности их идеологии, а также отношение к армии в тех социально-политических программах, которые выдвигались различными общественными группами имперского общества[324]. Однако мнение автора о близости или даже единстве политических и идеологических позиций армии и муниципальных кругов в период ранней империи не представляется достаточно убедительным, поскольку такой вывод является следствием недооценки специфической корпоративности императорской армии и своеобразия воинской ментальности. Отдельные замечания о религиозных культах и идеологии армии были высказаны Е.М. Штаерман в ее работах, посвященных истории римской религии, и также заслуживают внимания[325].

В литературе 1940–1950‐х гг. работы по истории римской армии очень немногочисленны. Можно назвать только общие труды по военной истории А.А. Строкова и Е.А. Разина, в которых прослеживаются основные этапы эволюции военной организации Рима (а в книге последнего, которая первым изданием вышла еще до войны, рассмотрена также военно-теоретическая литература античного времени)[326], и интересные очерки О.В. Кудрявцева, посвященные значению дунайских легионов в истории Римской империи II в. н. э.[327]Отметим также работу Е.А. Скрипелева, которая до самого недавнего времени оставалась единственным в отечественной науке исследованием по римскому военному праву, но посвящена она ранним (до III в. до н. э.) этапам развития военно-правовых установлений Рима и не касается императорского времени[328].

В последующие десятилетия в изучении римской военной организации преимущественное внимание уделялось республиканской эпохе. Интересные подходы к оценке роли армии выдвинул в своих работах С.Л. Утченко, исследуя социальный и политический кризис Римской республики. В статье о римской армии I в. до н. э. он отмечал, что после военных реформ Мария, и особенно в результате Союзнической войны, социальный состав римского войска существенным образом изменяется, солдаты оказываются теперь людьми, не связанными с полисной формой собственности, и поэтому возникавшие на ее основе политические и идеологические надстройки не могли иметь для них какого-то непререкаемого значения, так что их нетрудно было «перевоспитать» в духе совершенно иных ценностей – профессиональной солдатской чести, личной преданности императору и т. п.[329]Государственно-правовые и политические аспекты военной организации республиканского Рима стали предметом многочисленных работ А.В. Игнатенко, в которых прослеживается историческая эволюция армии как ведущего элемента Римского государства с точки зрения принципов комплектования, организации высшего военного командования и т. д., рассматривается ее роль на отдельных этапах социально-политической истории республики[330], а также в период кризиса III в. в Римской империи[331]. Один из признаков качественно нового состояния римской армии в период кризиса республики автор видит в появлении у солдат особых профессионально-корпоративных интересов, которые зачастую определяли политические требования и поведение легионов. В силу своей историко-правовой направленности исследования А.В. Игнатенко, однако, никак не касаются собственно ментальных сторон эволюции римской армии и в недостаточной степени учитывают конкретный социально-исторический контекст. Ряд проблем, связанных с процессом становления постоянной армии в Римской республике в конце III и во II в. до н. э., был на достаточно высоком для своего времени уровне рассмотрен в статьях и диссертации эстонского историка М. Тянавы, который показал, что начало этого процесса можно отнести к периоду II Пунической войны[332].

Военно-политическая история Рима в конце республики и в правление Октавиана Августа является предметом содержательных исследований В.Н. Парфенова. Начав с изучения социально-политической роли армии во времена Цезаря и Первого триумвирата[333], он обратился затем к проблемам военной политики Августа. Наряду с интересной трактовкой многих военно-исторических эпизодов и персонажей эпохи раннего принципата, несомненным достоинством предлагаемого автором подхода является то, что впервые в отечественной литературе преобразования в армии, осуществленные первым принцепсом, рассматриваются в единстве и взаимообусловленности с его внешнеполитической стратегией и изменениями в составе правящей элиты[334]. Без учета этих факторов, действительно, нельзя правильно оценить ни характер военной системы принципата, ни ту роль, которую, по замыслам Августа, должна была играть армия в «восстановленной республике». Однако, поскольку главное внимание исследователя сосредоточено все же на внешней политике, внутриполитическая роль армии, хотя и признается автором[335], подробно не рассматривается, не прослеживаются специально изменения в солдатской ментальности, не акцентируется также и соотношение традиционных установок и новаций в созданной Августом военной организации.

Данные аспекты не стали предметом отдельного, целенаправленного исследовательского интереса и в тех современных работах, которые посвящены различным сторонам военной организации ранней империи. Тем не менее в исследованиях последних десятилетий можно констатировать существенное расширение проблематики и достижение определенных интересных результатов. Так, некоторые вопросы, касающиеся взаимоотношений императоров и войска при Юлиях – Клавдиях, принципов комплектования армии и условий службы были рассмотрены в серии статей Л.В. Болтинской[336]. Место армии в политической системе и обществе эпохи становления принципата стало предметом исследований Т.П. Евсеенко, который сосредоточил внимание на политико-правовом и социально-политическом аспектах военных реформ Августа[337]. Отметим также его статью, специально посвященную отношениям армии и общества в период ранней империи[338]. Но в этой работе, написанной скорее в виде общего очерка, пожалуй, заслуживает внимания только вывод о том, что призыв в легионы со сложившимися корпоративно-профессиональными традициями не уничтожал психологической связи новобранца с гражданским обществом. Этому, по мысли автора, способствовало сохранение многих полисно-республиканских традиций как в обществе в целом, так и во внутрикорпоративной жизни армии (в частности, института воинской сходки). Итогом исследований автора стала монография, в которой военная организация рассматривается как фактор государственного строительства в эпоху поздней республики и раннего принципата[339]. Но по большому счету эта работа не соответствует современному научному уровню. В ней не учитываются в полной мере все имеющиеся источники; автор недостаточно знаком с новейшими исследованиями и дискуссиями по теме (например, никак не касается вопроса о войсковой клиентеле), и некоторые его мнения звучат, по меньшей мере, спорно (например, о том, что легионы представляли собой атомизированные образования, внутренне ничем не связанные, что солдаты императорской армии были наемниками-добровольцами, лишенными внутренних связей и высоких моральных качеств; при этом утверждается, что в вооруженные силы переносились общественные отношения и социально-психологические черты, которые сохранялись еще в муниципальной общине времен ранней империи, а именно: круговая порука и взаимная ответственность, привычка к коллективному решению общих дел).

Положение и социальная роль ветеранов римской армии исследовались и позже, главным образом – на конкретных материалах отдельных провинций[340]. Можно выделить работы Ю.К. Колосовской, отличающиеся тщательным анализом эпиграфических источников и взвешенностью выводов[341]. Надо сказать, что начиная с 1950‐х гг. в отечественной науке заметно расширились исследования провинций Римской империи, и в посвященных им работах с той или степенью подробности и основательности затрагивались некоторые важные вопросы социальной, политической и культурной роли армии