а затем крадет у меня долгий, хищный поцелуй. Когда он отстраняется, то облизывает губы, как будто у меня райский вкус.

— Не задавай вопросов, милая. Единственное, что я хочу услышать сегодня ночью, это как ты стонешь под моим именем или шепчешь мне грязные слова.

Святой ад.

Мой желудок сворачивается, сердце бешено колотится. Как, черт возьми, я должна вести себя, когда этот мужчина говорит мне подобные вещи. Я получаю от него восхищенную улыбку, когда киваю, как хорошая девочка.

Он возвращается на колени, его руки обхватывают мои ноги и раздвигают их, прежде чем он вцепится в мой клитор, посасывая, облизывая и трахая меня языком.

Я теряю контроль над своим телом, когда сырое, неразбавленное удовольствие захлестывает меня. Мои стоны наполняют комнату, и я слышу, как умоляю его о большем.

— Да! Еще! — О, Боже, да. Это должно быть рай. Рай. Мои глаза закатываются, тело напрягается.

Я дрожу и извиваюсь, желая освободиться от наручников, пока наслаждение не поглотило меня, и это происходит, когда он вводит в меня палец, а его язык опустошает меня.

— Винсент… Блядь.

— Стони под моим именем, — мурлычет он. — Мне нравится, когда ты стонешь моим именем.

— Я думаю, я… я собираюсь… — Проходит два удара сердца, и это все, что нужно, чтобы мой оргазм взорвался во мне. Я дергаюсь, мой крик электрический и наполнен удовольствием. В ту же секунду Винсент врывается в меня. Не медленно и нежно, а грубо и глубоко. — Винсент… — Он засовывает палец мне в рот, и я чувствую его вкус. Я посасываю его, покачивая бедрами, чтобы почувствовать его глубже. — Боже, мне это нравится.

Он берет мою грудь и выкручивает сосок. Боль и удовольствие одинаковыми волнами прокатываются по моему позвоночнику.

— Ты не будешь называть имя Бога, когда я буду трахать тебя, милая. Я хочу слышать свое имя на твоих губах, только мое имя, — говорит он, его голос глубокий и хриплый.

Я чувствую его повсюду. Он целует меня в губы и шею, обнимает мою грудь и задницу и в то же время сильно вторгается в меня. Он входит так глубоко, что я чувствую, как он сталкивается с моими стенками, затем он трахает меня все быстрее и сильнее, его хватка на мне усиливается, пока он не дергается и не кончает с мощным стоном.

Через мгновение он нежно целует меня в лоб и откидывается на спину. Я не знаю, как долго он остается в ванной, но знаю, что засыпаю до его возвращения.

* * *

Мой желудок урчит, когда я вдыхаю аромат свежесваренного кофе и французских тостов во сне. Я изо всех сил стараюсь игнорировать урчание голода, но не признать запах вкусной еды просто невозможно.

Перевернувшись на спину, я зарываю голову под подушку, чтобы заставить себя снова заснуть. Это не помогает. Проходит несколько мгновений, прежде чем я наконец сдаюсь и сажусь, открывая глаза. Комната, в которой я нахожусь, тускло освещена, и трудно сказать, наступило ли уже утро. Занавески плотные, безжалостно блокируют все потоки света снаружи, но по часам на тумбочке я могу сказать, что уже восемь утра. Я прищуриваюсь, рассматривая пушистую, мягкую кровать королевских размеров, на которой лежу, и белый декор комнаты.

У Винсента прекрасный вкус, и все в этой комнате выглядит дорого. Оштукатуренные стены, мраморный пол, люстра над головой и картины на стенах. Все здесь дорогое и белое, такое белое, что больно. Клянусь, ему не помешало бы побольше красок в жизни.

Я качаю головой, поднимаюсь с кровати и иду в ванную. Я открываю горячую воду и вздыхаю, когда теплые брызги расслабляют мои напряженные мышцы. Несколько минут спустя, закончив принимать душ, я нахожу на кресле в углу комнаты аккуратно сложенные шорты и белую рубашку. Я знаю, что Винсент оставил их там для меня, потому что вчера вечером их там не было. Не то чтобы я обращала внимание на что-то, кроме него.

Винсент улыбается мне, когда я захожу на кухню.

— Доброе утро, детка. Ты пришла в нужное время. — Он ставит две тарелки с тостами на обеденный стол и возвращается к кухонной стойке за кофе. — Ты хорошо спала?

— Не знаю. Я была слишком занята сном. — Я бодро иду к обеденному столу и выдвигаю стул. Я проголодалась и не в настроении вести светские беседы и поддразнивать его. — Это ты приготовил?

Он кивает, возвращаясь к столу и подталкивая ко мне одну из кофейных чашек.

— Мне не нужна помощь в приготовлении кофе и тостов, amore.

Я подношу кофе к носу и вдыхаю, наслаждаясь ароматом. Мне нравится запах свежесваренного кофе, а его вкус нравится еще больше, когда я делаю глоток.

— По крайней мере, это вкусно.

— Все, что я готовлю, вкусное, — хвастается он. Он подмигивает мне, а затем подносит тост ко рту. — У тебя есть планы на сегодня?

— Моя собака уже несколько дней живет у соседки. Я по ней скучаю. — Орео, наверное, гадает, умерла ли я и стала ли мисс Джексон ее новой хозяйкой. Не представляю, как ей наверно грустно.

— Ты уедешь из-за своей собаки? — Спрашивает он так, будто это самая глупая мысль в его жизни.

Я вздергиваю бровь.

— Да, уеду. Это проблема?

Он поднимает плечо.

— Знаешь, ты всегда можешь взять ее с собой. Я люблю собак.

— Серьезно? — Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к звуку лап на мраморе. — Я не слышу, чтобы здесь бегали собаки. Ты сказал это только для того, чтобы я подумала, что ты хороший человек?

Он наклонился вперед, его голубые глаза сверкнули озорством.

— Я не плохой человек.

Я фыркнула.

— Ты, похож, на тех, кто топит щенков. Прости, что не доверяю тебе, Винсент.

Его вилка со звоном падает на тарелку, и он издаёт богатый, горловой смешок.

— Ты действительно так низко обо мне думаешь?

Нет. Он тратит свои деньги и время, заботясь обо всех этих больных детях, не получая ничего взамен. Винсент — один из самых милых людей, которых я когда-либо встречала. Может быть, именно поэтому меня так тянет к нему, а его красивая внешность — просто плюс.

— Причина, по которой у меня нет собак, заключается в том, что я не могу заставить себя завести одну из них с тех пор, как мой пес умер от старости. Я не хочу заменять его или воспоминания, которые мы с ним делили.

Я растерянно смотрю на него. Винсент Романо, младший брат Романо, действительно так сильно интересуется домашними животными.

— Ты действительно родился в мафии?

Он хмурится.